Куда за год—два до «Зимней войны» с Финляндией подевались те блестящие командиры РККА, под боком у которых так успешно в российских боевых центрах подросла и налилась силой германская армейская элита, Гитлер был в курсе. Знал он и то, чем бы грозило столкновение с такими «серьезными ребятами» на поле брани. Ведь некоторые из них – например, командующие крупнейшими в стране военными округами И. Уборевич, И. Якир, А. Корк, В. Примаков и другие – стажировались по обмену в Академии Генштаба Германии. А будущий первый зам. наркома обороны СССР М. Тухачевский (первый раз под именем «генерал Тургуев») приезжал для участия в маневрах и учениях германских ВС аж шесть раз. Но то было в конце 20-х – начале 30-х годов. А к 1940 г . никто из этой плеяды в списочном составе Красной Армии уже не числился.

Официально вычеркивание всех поименованных выше военачальников плюс начальника Военной академии им. Фрунзе Р. Эйдемана, Б. Фельдмана, военного атташе в Лондоне В. Путны, а также не пожелавшего оказаться в руках сталинских палачей и потому застрелившегося начальника Политуправления РККА Я. Гамарника – состоялось 11 июня 1937 г . Тогда центральные советские газеты опубликовали сообщение Прокуратуры СССР об их аресте. В этот же день Военная коллегия Верховного суда обвинила арестованных в предательстве и шпионаже в пользу Германии, Японии, Польши и приговорила к высшей мере наказания.

На самом деле судьба этих людей, стараниями которых росла и крепла мощь Красной Армии, была предрешена еще 1—4 июня, на Военном совете, где столь страшные обвинения в их адрес выдвинул лично Сталин. Никаких доказательств при этом он не предъявил. Да и нечего, как выяснилось после смерти Вождя, было предъявлять. Как ни искала современная историческая наука подтверждающие их «вину» факты, но так и не смогла их обнаружить ни в захваченных в 1945 г . архивах немецкой разведки, ни – тем более – в папках сталинских следственных органов. Единственной правдой в гуще неряшливо сфабрикованных чекистскими дознавателями дел было только то, что обвиняемые действительно выезжали в служебную командировку в Германию. Но как раз эти поездки помогли Тухачевскому и его товарищам лучше понять, куда клонит Гитлер. Именно там они пришли к однозначному выводу, что агрессия со стороны фашистской Германии неминуема и к ней надо без проволочек готовиться. В своей статье, опубликованной 31 марта 1935 г . в «Правде», Тухачевский, анализируя агрессивные планы Гитлера, без всяких экивоков предсказал, что Германия, несомненно, скоро развяжет войну нападением на европейские страны и Советский Союз. Статья Тухачевского вызвала бурю протестов в Берлине. Германские правительственные круги и печать обвинили его в подогревании международного конфликта. Реакция Сталина была, как тогда казалось, более чем странная. Вскоре после опубликования статьи Тухачевского один из сталинских приближенных заявил на приеме в германском консульстве в Киеве, что «было бы абсурдным для Советского Союза вступить в союз с такими дегенеративными странами, как, например, Франция». На самом деле ничего странного в этом не было. Просто таким окольным путем Сталин тайно заверял Берлин, что вот-вот начнется новая эра советско-германского сближения.

Разумеется, ни Тухачевский, ни близкие ему по духу и взглядам другие высшие командиры РККА долгое время не подозревали, что для нацелившегося на сближение с Гитлером хозяина Кремля оказались досадной помехой. Сразу же по возвращении – с учетом увиденного и опираясь на собственный уникальный боевой опыт, полученный во время тяжелых, но, в конечном счете, победоносных сражений Гражданской войны, – они взялись за реформирование всего военного дела в стране. В духе новой стратегии и тактики перестраивалась боевая учеба в войсках. Предпринимались энергичные меры по перевооружению армии современным оружием. Тухачевский и Эйдеман принимали непосредственное участие в создании первых боевых ракет, новых типов самолетов, в формировании еще не существующих в зарубежных армиях авиадесантных войск. Якир организовал сеть школ по подготовке партизан-диверсантов, способных быстро развернуть настоящую войну в тылу противника. Примаков принял участие в укреплении подступов к Ленинграду и в разработке прообраза танка Т-34.

Однако то, что Тухачевский и его единомышленники делали для армии и Родины, для Сталина большой цены не имело. Он был совершенно убежден, что на международном фронте ему хватит ума и хитрости, чтобы методом «столкновения соперничающих лбов» сразу убить двух зайцев: и внешнюю опасность от страны отвести, и «лагерь социализма» расширить. А вот то, что кто-то столь уверенно и амбициозно распоряжался у него под носом, да еще в таком силовом «хозяйстве», как армия, Сталина неимоверно напрягало. По его разумению, это нарушало единство внутренних рядов, расшатывало ту монолитность, без которой (он был абсолютно уверен) ничего путного в России не построить. Ведь ради этой монолитности, став в 1924 г . генсеком и постепенно превращаясь в Вождя, Сталин терпеливо, изо всех сил и не стесняясь в средствах подминал под себя партию, жестко ставил под личный контроль госаппарат. Теперь, когда не за горами «наша Варшава и наш Берлин», подошло время заняться и «человеком с ружьем» – надежно, так сказать, поставить его по стойке смирно под портретом «Великого Сталина». Для пользующихся огромным авторитетом в стране и армии «реформаторов» это был не достойный сознательного бойца революции культ. Для самого Генсека – стальной стержень всей властной конструкции. Не зря же он так зорко следил, чтобы у «Великого Сталина» все его ипостаси были одинаково великими: Великий Вождь, Великий Отец и Учитель, Великий Полководец…

Над закреплением своего полководческого образа Сталин немало потрудился, легендируя и продвигая на высшие военные посты слепо преклонявшихся перед ним выходцев из Первой Конной армии, с которой был связан его личный, не такой уж и богатый военный опыт. Что с того, что выдвинутый им еще в 1925 г . на пост наркома обороны бывший «первоконный» политработник К. Ворошилов так и застрял в своих военных познаниях на уровне «красноармейской тачанки»? Хватило же ему сообразительности еще в 1919 г . преподнести Сталину шашку с надписью «Великому полководцу Гражданской войны». Теперь этот образ должна носить в своем сердце вся страна. А тут какие-то своевольные, независимо мыслящие военачальники! Да еще к тому же хорошо знающие о действительных его, Сталина, «военных подвигах». Вождю уже не раз докладывали, что в их среде «военачальника с такой фамилией не знают» и здравицы в честь «великого полководца Сталина» встречают с неприкрытой иронией.

Так что «потрошить зарвавшихся армейских наполеончиков» Сталин взялся с особой энергией…

Самое трагичное, что многие командиры, занесенные своим главным экзекутором в черный список «внутреннего оппортунизма», абсолютно не подвергали сомнению его политический вес. Почти все они – до своего самого последнего часа – не переставали считать Сталина хоть и не без греха, но несомненным лидером страны, старшим товарищем по партии.

Даже на судилище в Главной военной прокуратуре, где по иезуитскому сталинскому замыслу одних «красных генералов» – оклеветанных, замордованных на Лубянке – судили другие, которых вскоре тоже расстреляли, среди арестованных бытовало убеждение: «Сталин ни при чем! Кто-то ввел его и партию в заблуждение!»