Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Пожалуй, на этот вопрос отвечу я, – вмешался проректор. – Местные власти урезали ассигнования нашему колледжу, и теперь мы самостоятельно финансируем некоторые бесплатные курсы и оплачиваем труд наших преподавателей. Естественно, для этого нужны деньги. За обучение иностранцы платят неплохо, вот и приходится набирать их побольше. Тут у меня финансовый отчет за прошлый год. Хотите знать, какие у нас доходы?
Изучать финансовый отчет желающих не нашлось. Умолк даже доктор Борд.
– При нынешнем состоянии британской экономики, – продолжал проректор, – большинство наших преподавателей сохраняют работу лишь благодаря иностранцам. И вообще пора уже подумать о том, чтобы открыть для них аспирантуру. Я думаю, статус университета нам не помешает. Выиграют все, надеюсь, вы согласны? – проректор обвел взглядом присутствующих.
Возражений не было.
– Раз так, доктору Мэйфилду осталось только распределить по кафедрам дополнительные курсы лекций, и в добрый час!
Доктор Мэйфилд раздал всем ксерокопии новых учебных планов. Уилт изучил свой и обнаружил, что ему подсунули «Развитие либеральных и социально-прогрессивных взглядов в английском обществе с 1688 по 1978 год». Он собрался было возмутиться, но его опередил завкафедрой зоологии.
– Тут написано: «Животноводство и земледелие. Селекционное разведение свиней и домашней птицы». Я что, это читать должен? Между прочим, этот курс имеет важное значение для экологии…
– И весьма «ориентирован на обучаемого», – хихикнул доктор Борд. – Я вам лучше могу предложить: «Роль постоянно действующих переменных в свиноводстве». Или вот еще неплохо: «Введение в основы процессов компостообразования».
– Только не это! – ужаснулся Уилт, услышав слово «компост».
Доктор Борд сразу заинтересовался.
– Жена никак не успокоится? – сочувственно осведомился он.
– Точно! Она в последнее время…
– Господа, может, сначала дадите мне высказаться, а потом Уилт расскажет нам о своих матримониальных проблемах, – вмешался завкафедрой зоологии. – Поймите наконец, не могу я читать лекции по животноводству. Я зоолог, а не скотник. Я в этом ни бельмеса!
– Надо смотреть шире, – возразил доктор Борд. – Если мы должны стать университетом, в чем я лично сильно сомневаюсь, давайте помнить: интересы Гуманитеха превыше всего!
– Борд, сначала загляните в свою бумажку, – ехидно посоветовал зоолог, – видите: «Сперманентное влияние…»
– Машинистка ошиблась, – вмешался доктор Мэйфилд. – Следует читать: «Перманентное влияние семантического фактора на современные социологические учения». В списке обязательной литературы вы найдете труды Витгенштейна, Хомского и Уилкеса.
– Смотрите шире, Борд. Это же ваши слова, – напомнил завкафедрой зоологии. – Не хотите? Вот и я не хочу объяснять мусульманской аудитории, зачем разводить свиней в Персидском заливе. Я сам не знаю зачем!
– Господа, как я понимаю, в одном или двух случаях вас не устраивают наименования лекционных курсов. Не вижу проблемы, то, что не нравится, подчеркните…
– А лучше вообще вычеркните, – вставил доктор Борд.
Проректор пропустил это мимо ушей.
– Главное, чтобы, сохраняя общий объем лекционного материала, подавать его на уровне, доступном индивидуальному восприятию обучаемых.
– Про свиней все равно не буду, – уперся зоолог.
– И не надо. Рассказывайте что-нибудь простенькое из жизни растений, – предложил проректор.
– Господи, а я? Тоже должен рассказывать что-нибудь простенькое из жизни Витгенштейна? Год назад был у меня один тип из Ирака, он имени своего написать-то не мог. Ну куда такому про Витгенштейна? – развел руками доктор Борд.
– Надо бы еще кое-что обсудить, – робко заметил преподаватель английской кафедры. – Боюсь, будет проблема общения с японцами, а их у нас восемнадцать человек, со студентом с Тибета.
– Вот именно! – подхватил доктор Мэйфилд. – Языковой барьер. А знаете, было бы недурно провести с ними беседу по теме «Межъязыковая коммуникация». Это, кстати, должно понравиться Национальному совету по наградам за успехи в науке.
– Да плевать на этот ваш совет! Я уже устал повторять: этот совет – выгребная яма британской науки, – не унимался Борд.
– Спасибо, Борд, мы уже слышали ваше мнение, – перебил проректор. – А теперь вернемся к нашим японцам и юноше с далекого Тибета. Он ведь с Тибета, правильно?
– Вроде с Тибета, – осторожно ответил преподаватель английского. – Главное, не поймешь, что он говорит-то. Он по-английски, как я по-тибетски. И по-японски тоже.
Проректор испытующе оглядел присутствующих.
– Вероятно, тут вряд ли кто говорит на этом экзотическом языке?
– Я говорю, – признался завкафедрой изящных искусств. – Только не буду. Четыре года я проторчал у этих чертей в концлагере. Не хватало мне теперь еще с ними разговаривать. У меня с тех пор желудок ни к черту не годится!
– Может, возьмете тогда шефство над китайцами? И тибетца к вам запишем. Тибет же принадлежит Китаю. Сюда же пойдут четыре студентки из Гонконга.
– Тут-то мы и объявим набор на краткосрочные курсы повышения квалификации, – ляпнул доктор Борд, спровоцировав интенсивный обмен любезностями, затянувшийся до самого обеда.
Вернувшись к себе в кабинет, Уилт узнал, что миссис Файф опять не может заниматься с мехтехниками по вторникам в два, поскольку ее муж… Пошел новый учебный год, пошел, мать его! Он знал, что так оно все и будет!
Следующие четыре дня прошли в том же духе. Уилт сходил еще на одно межфакультетское совещание, провел семинар с подшефными учителями на тему «О пользе изучения гуманитарных основ» (по его мнению, слово «польза» здесь было вряд ли уместно), сам послушал лекцию «Опознание анашовой растительности и пристрастии к героину». Прочитал ее какой-то сержант из отдела по борьбе с наркоманией.
Наконец удалось все-таки угодить миссис Файф. Теперь она учила мехтехников по понедельникам с 10.00 в 29й аудитории. Там же занималась и вторая группа булочников. Все эти дни Уилт ходил мрачнее тучи: из головы не выходила Ева и ее проклятая квартирантка.
Пока Уилт боролся со сном в Гуманитехе, Ева настойчиво осуществляла свои планы. Мисс Мюллер приехала через два дня и поселилась в мансарде. Да так тихо и незаметно, что Уилт еще целых два дня ни о чем не догадывался, пока не заметил, что молочник принес не восемь бутылок, как обычно, а девять. Однако он не подал вида, а решил дождаться удобного случая и нанести удар по оккупантке. Но мисс Мюллер вела себя так, как и обещала Еве. Не шумела, домой возвращалась незаметно, пока Уилт был еще в Гуманитехе, а утром уходила только после него. На исходе второй недели Уилт уже было подумал, что худшие его опасения не оправдались. Проблема с квартиранткой вскоре отошла на второй план. Начался новый семестр, его ждали иностранные группы, а ему еще предстояло придумать лекции, которые достойно прозвучали бы в стенах «мэйфилдовской империи», как именовал Гуманитех доктор Борд.