– Да, но он все эти годы заботился о ребенке…

Ненастоящие разговоры о ненастоящих, никогда не происходивших вещах… так и должно быть. Я соглашаюсь со всем, я уже давно живу по законам фантасмагории, я не живу вовсе… Невыносимые капли барабанят по моим незащищенным плечам, прожигают черную ткань жакета, пронзают кожу – одна, другая, третья, это слишком! Моим рукам неудобно и тесно между перчатками ладоней Дэна. И еще что-то не так, мучительно неправильно – вот что: я ведь не думаю, совсем не думаю о Роми! Роми, она настоящая, ей не место в этом ирреальном мире, пронизанном дождем и шепотами. Дэн… Он сжимает мои руки, он с отчаяньем смотрит на меня, он молчит. Вот он на месте здесь, такой красивый, печальный и близкий, ведь он никогда не был по-настоящему реальным для меня…

Фантасмагория-5

Нависающая портьера ломается тяжелыми темно-бордовыми складками, такого цвета бывает только бархат. Винный отблеск на белом, покрытом светлыми волосками изогнутом запястье Дэна. Он опирается лбом на оконное стекло через жесткий сгиб руки, он не смотрит на меня… Это я смотрю на него, на запястье и густые волосы, на полоску шеи над траурным воротником – я просто не могу не смотреть, не в моих силах отвести взгляд… И главное – все это уже происходило когда-то.

– Ты должна меня понять, – голос Дэна глухо отражается от стекла. – Все, что было, все, что могло быть между нами, уже кончилось. Если бы мы даже попытались что-то вернуть, возродить из пепла, у нас бы ничего не получилось, мы только увлекли бы друг друга в пропасть. Мы слишком разные, в общем-то, чужие люди. Особенно теперь…

Это уже было, и тогда он тоже не мог взглянуть на меня, а я не могла опустить глаз. Это уже было, и поэтому то, что происходит сейчас – неправильно, фальшиво, так просто не может быть… Я должна что-то ответить ему, я отвечала тогда – но теперь это не имеет значения. Мои слова были бы таким же пустыми, как и его, как бессмысленно пуст весь этот неизвестно кем выдуманный окружающий мир…

– …Особенно теперь, когда погибла Роми. Раньше я, возможно, не понимал… но она – единственное, что нас связывало. А ты скрыла, ты украла ее у меня, как ты решилась на такое?! Ведь мы могли бы попробовать все начать сначала… но теперь уже поздно.

Бродячие слова из дамского романа. Они не имеют к нам никакого отношения, Дэн просто цитирует не к месту неизвестно кого… Вот он гневно оборачивается и в какое-то мгновение даже взглядывает на меня. Три года назад он бы этого не сделал… но три года назад не было Роми… и сейчас ее нет. Ничего не изменилось.

Я медленно отвожу взгляд, я больше не вижу Дэна, какого-то далекого Дэна, которого, может быть, и вовсе не существует… Во всем мире есть только тяжелая портьера с чуть потертым ворсом на изломе, а так – ничего. Пустота.

– Мир велик, – слова, рожденные пустотой. – Я нашел в нем свое место, неплохое место, и тебе желаю того же. Я помог тебе в трудную минуту, моя совесть чиста, но теперь я ухожу из твоей жизни. И прошу, нет, советую тебе тоже уйти из моей.

Все это уже было.

Фантасмагория-6

На столике лежит прямоугольная рамка из черной пластмассы, а рядом – фотография Роми, серьезной, хрупкой, фарфоровой Роми с большими, в упор глядящими глазами. Отдельно – рамка, отдельно – фотография. Сейчас я их соединю, и Роми больше не будет. Я знаю, почему-то я твердо знаю это – и я отказываюсь, не могу их соединить, я обманываю саму себя и весь мир, не хочу отдать мою девочку прошлому в пластмассовой рамке…

Но Роми нет. И она не умерла – ее убили. Тот, кто сделал это… я найду, я уничтожу его! Мои ногти с резкой болью врезаются в ладонь. Да, я, только я… Я способна на такое, я способна на все – кроме того, чтобы вставить фотографию в черную рамку. Все остальное в моих силах… господи, какое наваждение…

Нет, мне только казалось, что фантасмагория кончилась, что я могу мыслить, могу что-то делать. На самом деле – нет, я не в состоянии даже сфокусировать блуждающий взгляд, собрать воедино рассыпающиеся обрывки мыслей… И, может быть, это уже никогда не кончится…

Оказывается, я хожу по комнате, одеваюсь, ищу сумочку, ключи. Я выхожу из дому, пересекаю площадь, стою на остановке, сажусь в автобус. Я не знаю, куда еду… я и не должна этого знать, ведь все, что происходит – отдельно от меня, совершенно ирреально. Я схожу на конечной остановке за городом, сворачиваю в сторону от трассы, я уже была когда-то здесь… давно… совсем недавно… нет, я не имею ни малейшего представления о времени.

Я вижу красивый, такой ярко-белый особняк, но он мне не нужен, мне нужно низкое, длинное строение в глубине парка, за чугунной оградой.

– Госпожа, это частные владения, и посторонним нельзя…

– В склепе похоронена моя дочь. Не думаю, чтобы господа д'Аржантайли имели что-то против моих посещений. Я никого не буду беспокоить.

Я прохожу мимо швейцара, мимо неподвижного мраморного дога, мимо живой изгороди, мимо решетки, потом, уже под низкой крышей, мимо бесконечных рядов каменных плит с электрическими крестами… Розмари-Энн д'Аржантайль.

Я касаюсь гладкой поверхности плиты. Она не каменная, это какой-то пластик, полированный и очень легкий… я понимаю, что легкий, когда он бесшумно уходит вбок под моими пальцами.

Под ресницами Роми голубоватые тени, а вся она розовая, фарфоровая, полупрозрачная. На ее шейке стоячий воротничок белого кружева, плотный, крахмальный, и такие же манжеты на пухлых ручках, пальчики сложены на груди, Роми никогда не сложила бы их так… Я касаюсь ее гладких, теплых ручек, и Роми берет меня за палец, крепко, как всегда. И открывает широко расставленные серо-зеленые глазки, и хочет что-то сказать, но я прижимаю к губам палец свободной руки, и моя умная, все понимающая Роми только улыбается. Я наклоняюсь к ней, и она обхватывает меня обеими ручками за шею, а я, насколько возможно, прикрываю ее полой широкого плаща.

…Мы приходим домой, где на столике лежит детская фотография, а на ней, косо – черная прямоугольная рамка.

Фантасмагория-7

Роми никто не должен видеть.

Никто из тех, кто читал газеты с громадными жуткими заголовками над фотографиями детской площадки пансиона и широко раскрытых детских глаз. Никто из тех, кто случайно встречал меня на лестнице и отводил взгляд от моего белого лица под черной повязкой. Никто из тех, кто звонил мне в первые дни, совершенно не зная, что сказать. И вообще никто.

Я стою перед дверью в ту маленькую полутемную комнатку, где прячу свою дочь. Живую. У нее гладкая, полупрозрачная кожа, под которой пульсируют маленькие жилочки, и еще у нее сине-фиолетовая полоса вокруг тоненькой шейки. Я не хочу видеть эту полосу. Может быть, поэтому я стою перед дверью и не могу заставить себя войти. Я боюсь. Боюсь Роми, своей маленькой, нежной, беззащитной девочки?!

Резкий, как выстрел, звонок в дверь. Я вздрагиваю всем телом, бросаюсь прочь от двери Роми, с двух шагов возвращаюсь, чтобы обезопасить эту дверь поворотом ключа. Ведь Роми нет ни для кого, она существует только для меня… И самое страшное: я все время неотвязно допускаю мысль, что ее действительно нет, что я сошла с ума, что украла из склепа то, что когда-то было моей дочкой… нет, это не так, сумасшедшие никогда не осознают своего безумия…