и мамы - они сливались в один чудовищный гам, похожий на звуки растревоженного улья. Все они что-то спрашивали, чего-то от меня хотели… а я ощущала в этот момент только одно: мои жизненные ресурсы резко иссякли.

Хотелось сползти на пол и просто заплакать. Хотелось, чтобы хоть кто-то заметил меня, заметил мою боль. Но вместо этого…

- Хватит! - вдруг перекрыл гул комнаты резкий окрик.

Все потрясенно уставились на меня. Я вздрогнула, осознав, что это был мой собственный крик.

В наступившей тишине удалось сделать спасительный, столь необходимый мне сейчас, вдох. Невероятным усилием воли я заставила себя сдвинуться с места, подойти к младшей дочери и успокаивающе ее обнять.

- Да, Ян, папа в больнице. Но с ним ничего страшного. Говорят, буквально пара царапин, потому что наш папа очень сильный. Так что давай ложись обратно спать, а утром мы ему позвоним и он сам тебе все расскажет, ладно?

Дочь кивнула, наморщила нос и сообщила:

- Но я сначала в туалет пойду.

- Иди.

Когда она отошла в уборную, мое внимание вновь перехватила старшая.

- Я тебе не верю, - заявила она вызывающе. - Я сама к папе поеду! Прямо сейчас!

С одной стороны, я понимала ее чувства: они с отцом были невероятно близки. Алина являлась, что называется, папиной дочкой. Он был ее кумиром, практически центром ее вселенной. Он обожал ее, безбожно баловал, а тяжкая функция воспитывать ложилась только на мои плечи. Порой я даже ощущала, что этим двоим больше никто и не нужен, словно, произведя дочь на свет, я уже выполнила свою задачу и дальше стала в их компании просто лишней.

- Никуда ты не поедешь, - попыталась я образумить бунтарку.

- Нет, поеду!

Это подростковое упрямство было сейчас совсем не тем, что я готова была терпеть после всего пережитого.

- Выйдешь за порог - обратно не пущу, - сообщила в ответ ровным тоном.

- Ты бесчувственная и злая!

Выкрикнув очередное обвинение, Алина, всем своим видом показывая, как зла и обижена, громко протопала в свою комнату. Я - повернулась к матери и свекрови.

- Зачем ты так с ребенком? - тут же не преминула осуждающе прокомментировать Марина Александровна.

- Ребенку уже пятнадцать, - напомнила я ей. - И у меня нет желания вдобавок ко всему искать еще ее по городу всю ночь.

Марину Александровну, впрочем, тоже можно было понять: она наверняка переживала за сына и сильно перенервничала, отсюда и проистекала эта агрессия. Но кто в конце-то концов поймет меня?..

- Марина Александровна, я понимаю и разделяю ваши чувства, - произнесла омертвевшим голосом, - но у меня не было возможности позвонить. А вот вы можете поехать в больницу сами и все выяснить лично. Уверена, тогда вам станет спокойнее.

Свекровь только рот приоткрыла в ответ на это предложение, словно я не очевидные вещи говорила, а как минимум жестоко ее оскорбила.

- Так и сделаю, - сообщила она холодным тоном и я тайком выдохнула, когда входная дверь за ней громко хлопнула.

- Что-то еще случилось? - поинтересовалась озабоченно у меня мама, когда все наконец стихло и только бег стрелок на кухонных часах да бормотание холодильника нарушали воцарившееся в доме безмолвие.

С ломаной улыбкой я покачала головой. Конечно, мне хотелось рассказать хоть кому-то о том, что со мной произошло, но я уже заранее знала, что она скажет.

Нужно простить, Лида. Ему тоже непросто содержать семью. Мужчинам нужна отдушина. И посмотри на себя, ты наверняка что-то сделала не так, раз он изменил…

Нет, здесь мне точно не стоило ожидать никакой поддержки.

- Останешься на ночь? - коротко поинтересовалась у нее.

- Да, вдруг помощь понадобится…

Захотелось рассмеяться, выплеснуть наружу всю скопившуюся внутри горечь. А где была твоя помощь только что, мама? Где она была, когда была так мне нужна?

- Я тебе постелю.

Вот и все, что я произнесла вслух.

* * *

Двадцать минут спустя я наконец осталась одна.

Заперлась в ванной комнате с одним лишь жгучим желанием: встать под душ и смыть с себя весь этот трудный день. Всю эту боль. Хоть и понимала: это ни черта не поможет. И все, от чего хотелось сбежать сейчас, завтра тоже никуда не исчезнет… И все эти проблемы, что маячили на горизонте, неизбежно придется как-то решать.

Но сейчас не хотелось думать о новом дне. Сбросив с себя одежду, я уже собралась было шагнуть в душевую кабину, но в последний момент замерла, кинув на себя взгляд в зеркало.

Выпрямившись перед ним, я пристально, тщательно вглядывалась в свое отражение. И чем больше смотрела, тем сильнее хотелось отвернуться, стереть собственный образ, перестать существовать…

Я выглядела… плохо. Короткие волосы, остриженные под каре не столько в угоду моде, сколько из соображений практичности, делали меня какой-то… простоватой. Со жгучим сожалением приходилось констатировать, что и лицо давно лишилось былой свежести, выглядело осунувшимся и усталым, и что хуже всего - уже подверглось закону гравитации. Морщинки на лбу и в уголках глаз, которых прежде даже не замечала, теперь казались огромными и пугающими. Возраст коснулся и шеи и, как ни горько было это видеть - груди, уже далеко не такой упругой, как прежде.

Конечно, все это случилось не вчера. Изменения копились годами, усугублялись недостатком ухода, и в итоге… я получила все это.

И ведь жила себе спокойно, принимая свой возраст, как данность, даже не замечая перемен во внешности: мне было попросту некогда об этом думать. Теперь же…

Теперь перед глазами так и стояло лицо той женщины: куда более гладкое и свежее, куда более красивое… И на фоне ее привлекательности, ее молодости, я казалась себе еще страшнее, еще уродливее, и каждый мелкий недостаток, что отмечала на своем лице и теле, разрастался в моих глазах до чудовищных масштабов…

Не отрывая взгляда от собственного отражения, обнаженная и уязвимая, я