— Именно так, Отулисса, именно так.

Отулисса склонила голову к одному плечу, потом к другому, а затем завертела ею в разные стороны, как будто хотела разглядеть голубую сову во всех возможных ракурсах.

— Мне просто любопытно, — задумчиво произнесла она. — Что конкретно вы понимаете полсловом «излишество»?

— Ах, дорогая, как я счастлив, что вы задали мне этот вопрос!

«Охотно верю», — подумала про себя Отулисса.

— Как вам должно быть известно, я происхожу из Двора Дракона, самого непрактичного места на свете, — Стрига сделал особое ударение на слове «непрактичного». — Вы спросите, что сделало его непрактичным? Я отвечу — излишек роскоши, неги и всевозможное потворство собственным желаниям. Но сердцем и движущей силой этих отвратительных явлений, топливом для костра этой роскоши были именно излишества!

— Но что такое излишества? — повторила Отулисса.

— Ответ прост. Излишества суть все лишнее в жизни, безделушки, мишура и непрактичность, кои отвлекают нас от Глаукса и нашей подлинной совиности.

— Подлинной совиности? — вытаращила глаза Отулисса.

— Разумеется! Ведь мы, совы, по природе своей весьма скромные существа.

— Хммм, — фыркнула Отулисса, вспомнив о Сумраке. «Вот уж точно всем скромникам скромник!»

— Мы должны следовать путем скромности, — продолжал Стрига. — Все иное есть излишество. Суета, так сказать.

Отулиссе очень хотелось заметить: «У всех свои представления об излишествах», но она вовремя удержалась. Вместо этого она сказала:

— Позвольте задать вам еще один вопрос, последний.

— Разумеется! — прошелестел Стрига, но при этом так и впился глазами в ее лицо.

— Скажите, пожалуйста, вы страдаете облысением? Я заметила, что перья на вашем лицевом диске заметно поредели.

— Ах, не стоит беспокоиться! Это совершенно не то, что вы подумали! — с непонятной радостью воскликнул Стрига. — Нет-нет. Видите ли, на протяжении долгого времени я был отягощен грузом излишне развитого оперения. Эти длинные перья были не чем иным, как воплощением излишества. Мы, драконовы совы, отращивали их с омерзительной смесью гордости и удовольствия и целыми днями ухаживали за своим оперением. У нас были даже особые слуги, вся работа которых заключалась в том, чтобы перебирать и расчесывать наши перышки. — Стрига так разволновался, что у него даже голос задрожал. — Не могу вам передать, насколько все это было омерзительно!

— Однако вы делали это. Вы тоже ухаживали за своим длинным голубым оперением.

— Я не знал лучшей доли. Я был обманут, — ответил Стрига.

Отулисса поморгала. Вообще-то она очень многого не понимала в жизни дворца Панцю и Двора Дракона. В последнее время она нередко вспоминала о Тео, благородном мудреце далекой древности, герое старинных легенд. Во время своего пребывания в Серединном царстве Отулисса узнала, что Тео изобрел оригинальный способ обезвреживать сов со злыми намерениями — окружать их неслыханной роскошью. В результате Двор Дракона стал средоточием великой праздности, а его обитатели были настолько поглощены собой и своими прихотями, что у них не оставалось сил ни на что другое. Эта гениальная стратегия позволила полностью обезвредить опаснейших сов, некогда отыскавших путь в Серединное царство.

— Боюсь, я все-таки не совсем вас поняла, — заметила Отулисса. — Как так случилось, что у вас стало меньше перьев, чем у любого из нас? Особенно на лице.

— Я их выщипал, дорогая. Это жестокое наказание, которое я самолично возложил на себя. Таким образом я избавляюсь от излишеств.

— Честно говоря, я никогда не думала, что перья могут быть излишеством. По-моему, они являются одной из наиболее существенных составляющих нашего тела, — заметила Отулисса и, помолчав, добавила: — Иными словами, в них воплощена наша совиность, — она намеренно подчеркнула последнее слово.

— Вы совершенно правы! Перья относятся к телу, но не к духу. Как может дух воспарить к бессмертию, если он отягощен излишеством костей и оперения? — спросил Стрига, уставившись на Отулиссу своими бледно-желтыми глазами.

Отулисса совершенно запуталась. Что значит «воспарить к бессмертию»? Всем известно, что жизнь существует здесь и сейчас. Можно воспарить в воздух, оторваться от земли и полететь. Но не более. И потом, разве не является выщипывание перьев оскорблением самого Глаукса, подарившего совам оперение, чтобы они были сами собой? Спор всегда был стихией Отулиссы, но сейчас у нее не было никакого желания дискутировать со Стригой по этому вопросу. Более того, после этого странного разговора она на некоторое время онемела, что случалось с ней всего несколько раз в жизни.

Но не только у Отулиссы этим вечером состоялся странный разговор со Стригой. Когда стая выпорхнула из дупла Корина, молодой король почувствовал себя очень странно. Ему вдруг показалось, что это не он только что разговаривал с Сореном и друзьями. Однако это был он. После появления Стриги на острове Корин чаще других членов стаи общался со своим странным гостем. Несмотря на то что их жизни были совершенно разными и Корин никогда не знал ничего похожего на роскошь и праздность дворца Панцю, слова Стриги вызывали глубокий отклик в его желудке. Детские годы Корина прошли в суровых, неприветливых каньонах, во всем отличных от Двора Дракона. Его никто никогда не баловал, мать постоянно шпыняла, ругала и безжалостно муштровала, стараясь воспитать его достойным будущим предводителем Чистых. От одного этого слова — «Чистые» — смердело за целую лигу. Ибо Чистые полагали, что только сипухи, или Tyto Alba, являются настоящими совами. Все остальные считались нечистыми и низшими существами, проказой совиного мира. Такова была базовая идея. Ее неизбежными спутниками были насилие и жестокость, в чем Корин убедился на собственном опыте в ту страшную ночь, когда Нира на его глазах убила его лучшего друга.

И вот теперь, после разгрома Ниры и Чистых в Серединном царстве, на острове появился Стрига, приглашенный Сореном и всеми членами стаи. В схватке с Чистыми Стрига показал себя храбрецом, хотя его боевые приемы противоречили обычаям сов Серединного царства. Он пролил слишком много крови, однако хуульские совы все равно были у него в долгу.

Стрига проповедовал, что в каждой сове с рождения заложена «подлинная простота». Но чтобы обрести ее, нужно очиститься от всех излишеств, от суетности бытия. Его призыв был совсем несложен: «Сжечь дотла излишества». Лишь полностью очистившись, сова сможет достичь состояния подлинной простоты и обрести вечное благословение Глаукса.

Корин так глубоко погрузился в размышления, что не заметил, как Стрига влетел в дупло.

— Как все прошло? — вкрадчиво осведомился гость.

— Даже не знаю…

— Но они согласились? — Да.

— Замечательно.

— Да, — повторил Корин, горячо закивав головой. На миг ему показалось, будто он старается убедить в этом самого себя. — Именно так. Да. Я уверен, что так оно и есть. Но…