Когда я была ребенком, мне это казалось неправильным. Но, к сожалению, мама и Уильям с малых лет внушали мне свои циничные определения к таким словам, как «романтика», «вечность», «любовь» и многим другим. И это, мягко говоря, выбивало из колеи. С одной стороны, я посвящала все свое время воплощению желаний невесты, перебирала с ней варианты церемоний и мест, где они могли проходить, а также вникала в каждую мучительную деталь: от приглашений на свадьбу до тортов. Но, с другой стороны, как только клиенты скрывались за дверью, тут же слышала комментарии, что все это – обман, что хороших людей на самом деле редко где встретишь и что всем намного лучше жить в одиночестве.

Неудивительно, что несколько лет назад, когда моя лучшая подруга Джилли вдруг начала засматриваться на мальчиков, я не спешила к ней присоединяться. Я была четырнадцатилетней девчонкой, которая смотрела на мир с горечью разведенной женщины среднего возраста, которая снова и снова повторяла как мантру все, что ей внушали. «Не строй больших надежд, потому что он лишь разочарует тебя», – качая головой, говорила я, когда подруга переписывалась с каким-нибудь здоровяком футболистом. А когда та с преувеличенным драматизмом размышляла, стоит ли признаваться парню, что он ей нравится, то и вовсе предупреждала: «Не делись с ним тем, что не готова потерять». Так что, пока сверстники общались и, возможно, флиртовали в небольших группах, я стояла отдельно, в переносном смысле и буквально, как какая-то зануда, появляющаяся в конце каждой романтической комедии или под финальную песню о любви. Ведь я училась у лучших. И в этом нет моей вины. Что, впрочем, не делало меня менее раздражительной.

Но прошлым летом, жаркой августовской ночью, все изменилось. Пусть и на некоторое время, я поверила в любовь. А в результате стала обладательницей самого разбитого из сердец. И, что еще хуже, мне было некого в этом винить, кроме себя. Если бы я только дважды сказала «нет», а не только один раз, и ушла домой, в собственную постель, оставив эти романтические бредни позади, пока у меня была такая возможность!.. Ну да ладно.

В этот момент мама допила остатки вина и отодвинула бокал в сторону, вырывая меня из мыслей.

– Уже полночь, – посмотрев на часы, сказала она. – Мы все собрали?

– Нет, нужно еще кое-что отнести в машины, а потом свободны, – ответил Уильям, а затем встал и поправил свой костюм.

Обычно мы надевали на мероприятия официальную одежду, но чуть скромнее, чем гости. Так мы сливались с толпой, но при этом слегка выделялись на общем фоне. Этакое хрупкое равновесие, как и все в этом бизнесе.

– Луна, осмотри вестибюль и выходи на парковку, а я проверю все здесь и в ванных комнатах, – добавил он.

Я кивнула и направилась к дверям через опустевший ресторанный зал, если не считать нескольких официантов, которые расставляли стулья и убирали бокалы. Лампы прекрасно освещали помещение, так что я с легкостью замечала на полу то тут, то там цветочные лепестки и смятые салфетки, а также бокалы и пивные банки. В вестибюле тоже никого не было, кроме какого-то парня, высунувшегося в приоткрытую дверь и курившего сигарету под табличкой «НЕ КУРИТЬ».

Я вышла через парадную дверь в прохладу ночи. На стоянке тоже царила тишина, и вокруг не было никого. Вернее, мне так казалось, пока я не повернулась и не увидела одну из подружек невесты, высокую чернокожую девушку с косами и кольцом в носу (Малика? Малина?), которая стояла рядом с клумбой. Сжимая в руке салфетку, она промокала глаза, а я в очередной раз задумалась, что же такого эмоционального в свадьбах и почему слезы на них так заразительны.

В этот момент она подняла глаза и увидела меня. Я выразительно посмотрела на нее, и девушка грустно улыбнулась, а затем покачала головой, говоря, что ей не нужна моя помощь. Бывают моменты, когда необходимо вмешаться, и моменты, когда стоит оставить все как есть. Я уже давно поняла разницу. Некоторые любят выставлять свою печаль напоказ, но большинство предпочитает плакать в одиночестве. И если бы не моя работа, я бы с радостью позволила людям это.

– Знаешь, твоя работа ставит крест на моей личной жизни, – донесся голос Джилли из моей гардеробной.

– Ты часто это говоришь, – ответила я.

– Потому что так считаю. – Раздался глухой удар, а потом что-то упало. – Ого. Это розовое платье без бретелек? Непохоже на тебя. Я его примерю. Кроуфорд, отвернись.

Я посмотрела на ее десятилетнего брата, стоявшего у моего стола и читавшего учебник по математике. Он поправил очки, вздохнул и отвернулся от шкафа. А я пересадила ее младшую сестру Бин на другое колено и попыталась высвободить волосы из ее крепкой хватки. Как только мне удалось это сделать, она почесала десны о мое плечо, оставляя мокрое пятно от слюней на рукаве рубашки. Поскольку у Джилли родители постоянно пропадали на работе, разъезжая по городу на собственных фургонах с едой, подруге часто приходилось выполнять роль няни.

– Отлично! – объявила она через мгновение.

А затем вышла из гардеробной в сарафане арбузного цвета, который был явно ей мал. Кроме того, насколько я помнила, у него были бретели. Но Джилли любила узкие и короткие вещи, которые надевала, чтобы подчеркнуть свои пышные формы. И хотя мне такой стиль не нравился (по большей части), я восхищалась ее уверенностью в себе. Большинство девочек в нашей школе постоянно твердили о диетах и растяжках на бедрах, но моя подруга вместо салатов предпочитала съесть пончик. И это была лишь одна из миллиона причин, почему я ее так любила.

– Что скажешь?

– Что здесь еще должны быть бретельки, – ответила я, подходя к ней и доставая одну из них. – Видишь?

Джилли оглянулась через покрытое веснушками плечо.

– Ой, ну, по крайней мере, они тонкие. Достанешь вторую?

Я тут же выполнила ее просьбу, а Бин в это время попыталась ухватить сестру своими пухлыми пальцами. Джилли всегда приходила ко мне в одном наряде, а уходила в другом. У меня даже была целая полка с ее вещами, сложенными так же аккуратно, как и мои. Но она всегда игнорировала ее, когда заходила в гардеробную.

– Так, давай обсудим сегодняшний вечер, – сказала она, просовывая руку в лиф и поправляя свою большую грудь в тесном платье.

Моя грудь дотягивала лишь до скромной C, а Джилли уверенно выбирала D, поэтому в моей одежде всегда смотрелась эффектно, в отличие от меня.

– Парни встретятся с нами в «Бендо» после выступления последней группы, которая называется «Катастрофа».

– «Восхитительно или катастрофично», – поправила я.

– Верно. – Она повернулась ко мне спиной, чтобы я застегнула молнию на сарафане. – Ты можешь присоединиться к нам после свадьбы. У вас же сегодня пораньше все закончится, верно?

– Нет, сегодня у нас полноценная шестичасовая свадьба. Так что освобожусь не раньше десяти.

– Это платье слишком узкое, – сказал Кроуфорд, как всегда, ровным и спокойным голосом.