– Говоришь, революция закончилась? Твоими бы устами… Эх, Денис, дорогой ты мой эволюционер… Сдается мне, что пуля, которую запустили в апреле 1985 года[4], еще летит. И до-олго еще лететь будет…

Денис нахмурился и засопел, начиная раздражаться:

– Иногда мне кажется, что я знаю тебя всю жизнь, и вот всю жизнь ты эдак по-милому каркаешь… А я всю жизнь стараюсь на это не реагировать. Знаешь, почему?

– Говори! – по-тюремному откликнулся Ося. Именно так, с этого кодового слова, в изоляторах зеки через решку[5]принимают устную информацию из других камер.

– Да потому, что на каждое чиханье не наздравствуешься, – отрезал Денис.

– Товарищ оперуполномоченный, нас обхамили, немедленно вмешайтесь, а если надо – употребите власть. Оградите меня!…

Штукин дипломатично улыбнулся:

– Мал я еще, чтобы вас рассуживать. Оба правы.

Денис усмехнулся:

– Добрый мир лучше плохой ссоры? Давим конфликты в зародыше?

Ося решил заступиться за Валеру:

– Это он просто с пережору такой тихий, а так-то – парень боевой. Помню раз, было дело в некой хатке – в одиночку хотел нас с Кренделем и Сибиряком задерживать…

И Ося начал со смаком рассказывать историю своего знакомства со Штукиным. Когда все отсмеялись, Денис с любопытством посмотрел Валерке в глаза:

– Слышал я уже эту тему, чуть в другом изложении. Так это ты был?

Опер смущенно пожал плечами:

– Я…

– А я всегда говорил, что в уголовном розыске часто можно нормальных пацанов встретить, – авторитетно заявил, хлопнув Валерку по плечу, парень по прозвищу Ухарь. Прозвище это прилипло к нему не из-за разухабистости характера, а потому, что в давней драке кто-то ножом отхватил ему пол-уха.

– Нормальных можно встретить где угодно, – философски заметил товарищ Дениса, известный в былые времена как Мулла. – И ненормальных – тоже. У меня вот вчера история вышла… Завернул я как-то не так на Дворцовый мост – торопился к матери, она спать рано ложится… Ну, и как-то резко один «Мерседес» обогнал. Этот «мерсок» встает рядом со мной на светофоре, и оттуда нормальное такое лицо лет пятидесяти начинает что-то такое очень нервное мне говорить. Я хотел его успокоить и комплимент сделать, говорю, мол, у тебя такое лицо умное, а ты так кипятишься из-за ерунды… Ой… Он меня ка-ак подрезал, дорогу перегородил, из машины выскочил и ка-ак понес! Что он говорил! Я тоже вышел, стою, слушаю… А за ним, оказывается, джип с охраной ехал. Эти тоже повылезали, а дядя им указания дает – заколоть, застрелить! Ой-ей! Охранникам, по-моему, даже стыдно за него стало – стоят, потупившись… А я так растерялся! Стою, слушаю его, как довоенную пластинку Утесова, а сам анализирую – кто же это такой? На жулика не тянет, на ветерана спортивного движения – тоже… Но лицо почему-то очень знакомое… А ему не остановиться, несет и несет! Я ему тихо так замечаю, что, мол, оказался я в безвыходной ситуации: если ударю его, то сяду за убийство, а если стукну по его гориллам – то сломаю руку, а они даже не почувствуют… Он не слышит и юмора понимать не желает, орет, мол, запишите номер машины и потом сожгите! Короче, я плюнул, сел в тачку и поехал. И тут до меня доходит! Я ж на этот весь базар не реагирую! Лет семь назад я бы выкинул его с моста или машину бы отобрал за язык его! А сейчас еду и посмеиваюсь… Хотя, конечно, в животе-то чего-то такое засвербело… Короче, потом, дома уже, пробил я номер его «мерсюка» по базам – так, из любопытства. Вы не поверите, пацаны, известный певец, можно сказать, кумир в прошлом. Про космодром пел… Во какое безумие иногда фраеров охватывает… А сейчас я все думаю – может, зря я ему в башку не выписал? Вдруг он решил, что я заопасался? Может, мне домой к нему заглянуть, а?

– Брось ты! – махнул рукой Ухарь. – Месть отнимает покой. Тем более что этот хмырь явно кого-то в твоем лице оскорбить хотел, а не конкретно тебя. Случай выпадет – напомнишь…

– А если не выпадет? – вздохнул Мулла. – Сука слюнявая… В лагере бы первым полотером в штабе был!

– Так, все, угомонись! – скомандовал Денис. – Так хорошо сидели… И вот! Начали вспоминать за нафталин[6]. А все ты, Ося! Поехали-ка лучше мультяхи посмотрим.

Возражений не последовало, и вся компания переместилась в один симпатичный бар, где на огромном экране можно было по заказу смотреть любые советские ленты. Денис обожал старые мультфильмы, любил смотреть их с друзьями и комментировать. Вдоволь нахохотавшись над изречениями Винни-Пуха, компашка стала обсуждать футбольные перипетии. Штукин испытывал странное чувство легкости общения. Это было странно, но ему казалось, будто он всех знает очень давно. Потом Денис предложил прокатиться до Пушкина. Валерка начал было отнекиваться, вспомнив о свидании со Снежанной:

– У меня встреча с девушкой.

– Во сколько?

– В шесть.

– Успеешь, – успокоил его Денис. – Девушка-то нормальная?

– Не знаю, – пожал плечами Штукин. – Не понял еще. Но необычная. Она не питерская. Из Эстонии.

Волков усмехнулся:

– Ну, ежели из Эстонии – тогда, конечно… А то меня эти наши питерские светские львицы достали уже: «Мы не такие – мы не за деньги!» Ага. Но если ты ей утром не купишь сапоги за шестьсот зеленых, то она, мол, свою жопу не на помойке нашла…

Разговаривая о бабах, они поехали к Денису домой на Гаванскую – всего лишь для того, чтобы забрать термос с чаем. Болтая и пересмеиваясь, вся компания завалилась в парадную, в маленький лифт они еле запихнулись впятером. Последними втиснулись Ухарь и Мулла.

Все уперлись друг другу в подбородки, и лифт заскрипел потихонечку на шестой этаж.

– Как зовут твой одеколон? – повел носом Ося.

– Тройной аромат какой-то неведомой пачули, – засмеялся Денис. – Так мне одна девушка объяснила, но я все равно ничего не понял. Мы никогда не научимся жить стильно.

– «Стильно» – это как в гангстерских фильмах? – поинтересовался Мулла.

Денис ответить не успел. Лифт остановился, и в тот же момент началась пальба. Штукину показалось, что стреляют на лестничной площадке. Через бесконечно долгую секунду Мулла навалился на него. Вместо глаза у Муллы была какая-то черно-малиновая слизь. Ухарь навалился на Осю и задергался в конвульсиях. Умерев, Ухарь высунул язык. Только после этого Денис, Ося и Штукин опомнились и резко присели на корточки. Мулла и Ухарь мягко, словно матрасы, сползли на них. В кабине лифта стоял дым от выстрелов. Грохота самих выстрелов Штукин уже не слышал, он слышал гул и звон, словно кто-то что-то отбивал азбукой Морзе. В замкнутом пространстве начали летать какие-то щепки и куски пластмассы от обшивки. Ося сидел на заднице, неудобно скрестив ноги, и двумя ладонями держал голову Ухаря. Мертвая голова колотилась в его руках под градом пуль, впивавшихся Ухарю в спину. Штукин в коматозном состоянии смотрел на потолок кабины сквозь пыль и медленно, даже лениво как-то, думал о том, что ему страшно опустить взгляд. Потом он начал думать о том, вытащил ли бы он свой ПМ, если бы оружие было при нем. Мысль не переваривалась, она тянулась, как патока. Время словно остановилось. Денис осторожно взял за плечи Муллу и нырнул ему под грудь, практически обернув тело вокруг себя. До Штукина очень медленно дошло, что бьют из двух «калашей». Про такие варианты он только слышал, а еще видел в кино. Никто не считал выстрелы, но, когда все стихло, было ясно, что в кабину влетело шестьдесят пуль – по тридцать из каждого ствола. В наступившей тишине явно слышалось потрескивание в стенках кабины.