автора, а кого-то другого. Например, Достоевский озаглавливает свои предисловия к разным произведениям «От автора» и «Вместо введения». Гораздо больше, чем изменчивость обозначений или устойчивость понятий, стоящих за ними, поражает пространственное и временное содержание каждого из них, то есть их хронотоп[7]. Представьте себе на мгновение средневековую иллюстрированную рукопись, например «Чудеса Востока» XI века[8]. Здесь видны два явления, имеющие отношение к предисловиям: способность задавать рамку как в прямом, так и в символическом смысле и выходить порой за пределы этой рамки, обусловленную особенностями изображаемых персонажей. Предисловия (и весь спектр синонимов, представляющих их как вербальные знаки) обладают сходной же двойственностью. В «Чудесах» изображающие чудовищ миниатюры зачастую одновременно украшают страницы и являются буквицами. Они не пересекают границы четких орнаментальных рамок, в которые заключены. Но есть и другие миниатюры, в которых персонажи частично – например, ногой, головой или рукой, – вторгаются в пространство рамки. Они также полностью заключены во внешнем пространстве, ограниченном краем рамки, но в то же время уже становятся и ее частью. Наконец, есть чудовища, которые прорвались сквозь границу рамки, разорвали ее и могут шагнуть в текст, который сопровождают, или указать на что-то. Есть также частично или полностью разрушенные рамки. В этом случае чудовище вторгается в пространство дискурса, иногда даже оно произносит начальные слова текста, которые оформляются с помощью выносок, идущих из его пасти. И наконец, есть рамки, которые совершенно исчезли. Чудовище свободно бродит по странице.

Введения, предисловия, вступления, прологи и другие синонимичные тексты играют аналогичную роль. Подобно лапам чудовищ на старинных миниатюрах, предисловия четко ограничены временем и пространством. Происхождение их названий указывает на некоторые различия, которые, как мне представляется, незаметны досужему глазу. Например, «введения» проводят читателя через порог внутрь (в + – вод-/-вед-). В этом смысле они переводят дискурс с одного качественного уровня на другой (уровень художественного нарратива). Как и в повседневном узусе, когда нас «вводят» в круг людей или идей, мы переходим от незнания к знанию. Введения в литературе играют похожую роль. На момент знакомства с ними наше знание о тексте равно нулю, и они переводят нас на уровень первоначальной осведомленности. Таким образом, введения подготавливают нас к более тесному знакомству с предметом. Хронотоп введения определяется движением во времени через дискурсивное пространство. Он предполагает некую динамику. Он направляет за пределы рамки, на высказывание.

Слово «предисловие» означает предварительное слово или слово, предваряющее какой-то другой речевой акт. Оно предполагает нечто более статичное, нечто ориентированное на предшествующее состояние как таковое до того, как встречается что-то новое (о чем уже шла речь). Предисловие – это подготовка. Приставка и корень этого слова задают хронотоп, определяемый точкой соприкосновения момента и дискурсивного пространства высказывания. Его корень указывает сам на себя как на речевой акт. Оно находится внутри рамки и не вырывается оттуда. Достоевский обычно вкладывает обозначение «предисловие» в уста своего повествователя/рассказчика, но сам старается это слово не использовать.

«Пролог» является предком «предисловия». Это слово происходит от древнегреческих слов pro и logos[9]. Это речь, сказанная перед другой речью, дискурс, предваряющий другой уровень дискурса. Представьте себе драматический спектакль, когда на авансцену, порой при еще закрытом занавесе, выходит некая dramatis persona[10] и рассказывает о пьесе, которая сейчас будет разыгрываться, – этот рассказ и есть пролог. Он уже вне рамки и ведет собственное повествование. Но его дискурс качественно отличен от дискурса персонажей, чьи реплики прозвучат на подмостках следом за ним. Хотя пролог и фикционален, он выступает на уровне повествовательного дискурса лишь потому, что вышел за традиционные рамки предисловия. Он обрамляет текст, но хронотопически не связан традиционными рамками дискурса или вступления. Не занимает он и пространство внутри того текста (пьесы), который последует по его завершении. Это указующий перст, направленный на драму, которая сейчас развернется. Вырвавшись из рамки, он стоит на той же сцене, на которой будут стоять актеры, но двигаться уже никуда не будет.

Слово «вступление» состоит из приставки в-, имеющей значение «внутрь», и корня – ступ-. Таким образом, оно предполагает движение, но не через порог, а в новое пространство.

В тех случаях, когда в моем распоряжении нет синонимов с иным суггестивным потенциалом, для обозначения слов, употребляемых самим Достоевским, я использую эти четыре термина: введение, вступление, предисловие и пролог. Например, когда писатель говорит «введение», я использую этот термин. Когда я высказываюсь в более общем смысле о том или ином произведении без отсылки к конкретному слову или фразе Достоевского, я обращаюсь с этими синонимами достаточно вольно.

Мной будет также использоваться понятие рамок. Этот термин может употребляться для обозначения трех разных явлений. Было бы разумно различать их, так как они имеют очень большое значение, когда речь идет о вступлениях Достоевского. В первом случае мы будем смотреть на рамки с пространственной точки зрения – как на словесные структуры, очень похожие на те, которые в пластических видах искусства отделяют объект от более широкого контекста, в котором он находится. Вспомним иллюстрации из «Чудес Востока». В художественной литературе пространственный характер рамки наблюдается тогда, когда по голосу, стилю или пространственно-временной обстановке предисловие отличается от последующего нарративного дискурса (художественного повествования). Во втором случае термин «рамка» используется для обозначения средств, используемых для передачи довода или темы для того, чтобы направить внимание читателей или целевой аудитории в желаемом направлении. Третье значение отсылает нас к понятию нарративной рамки – явления вербального искусства, с помощью которого дискурс, обстановка и пространственно-временные (хронотопические) элементы взаимодействуют с художественным нарративом, порождая новое сообщение или еще один (скрытый, всеобъемлющий) рассказ, объединяющий в себе элементы основной истории и содержания рамки.

Вероятно, я должен извиниться за то, что с самого начала разъясняю излишние на первый взгляд различия. Я делаю это только потому, что полагаю, что они будут исключительно полезны при анализе первых слов произведений Достоевского, а также тех русских писателей, которые являются его непосредственными предшественниками в использовании предисловий в своем творчестве. Также я должен отметить, что, глубоко погружаясь в предисловия Достоевского, я в основном руководствуюсь принципами формальной, структуралистской и семиотической школ.

И еще одно, последнее, разъяснение перед тем, как продолжить. Я назвал свою работу «Первые слова» в узком смысле: это заглавие обозначает первые завершенные высказывания любого текста, вышедшие из-под пера автора. Заглавия и эпиграфы, предпосланные литературному тексту, также являются первыми словами, но они не обязательно являются завершенными или самодостаточными высказываниями. Нет нужды объяснять, что заглавия и эпиграфы заслуживают изучения ничуть не меньше, чем вступления[11]. Однако в соответствии с моим