Придется все делать дома. Отпечатанные серебром приглашения будут звать гостей в Солтхилл, 26-й дом по Розмари-драйв, Пиннер. Вообще-то, Солтхиллом назывался морской курорт, расположенный где-то на западе Ирландии, на котором отдыхали в юности мама и Морин Бэрри. Впечатления от этого отдыха у них остались самые приятные. Отец там никогда не бывал — говорили, что в дни его молодости у него не было времени разъезжать по курортам.

Нехотя взялась Анна за составление меню. С учетом приглашенных ирландцев оно получалось одним и совсем другим без них. Один вариант — легкие закуски и другой — ланч по всем правилам.

И кто будет за все платить?

Она знала, что обычно в таких случаях платят дети. Но Хелен дала обет бедности, да у нее и в самом деле ничего нет. Брендан, даже если и явится, а это еще бабушка надвое сказала, сможет похвастаться только зарплатой сельскохозяйственного рабочего. У Анны денег тоже было совсем немного, во всяком случае — для такого мероприятия.

Денег у нее действительно было мало. Путем жесткой экономии, отказа от ланча и благодаря редким и благоразумным покупкам в Оксфэме она накопила 132 фунта. Через кассу взаимопомощи она надеялась получить еще 200 фунтов. Затем, когда Джо тоже скопит 200 фунтов, они собирались поехать в Грецию. У Джо было только 11 фунтов, так что ему еще предстоял долгий путь экономии. При этом он был уверен, что ему не о чем беспокоиться. Его агент сообщал о многочисленных заманчивых предложениях, и каждый день Джо был готов приступить к работе. Во всяком случае, Анна очень на это надеялась. Только бы он получил какую-нибудь стоящую роль, что-нибудь такое, что позволило бы ему раскрыться, что-нибудь стабильное… Тогда он сможет отремонтировать квартиру своих сыновей, подбросит что-нибудь Дженет, чтобы она могла почувствовать себя независимой, а тогда уж можно будет подумать и о разводе. После этого Анна, наконец-то, сможет уйти из «Книг для всех» и подыскать для себя магазин посолиднее. У нее уже будет опыт работы в книготорговле, и она без труда сможет получить хорошее место в большом магазине. Ее обязательно оценят.

Время тянулось в размышлениях, и вот послышался скрип ключа, поворачивающегося в дверном замке. Скоро пришли все сотрудники. Затем дверь открыли для покупателей. Строить планы было уже некогда.

В обеденный перерыв Анна решилась. Сегодня вечером она поедет в Пиннер и серьезно поговорит с родителями о предстоящем юбилее. Конечно, было бы лучше, если бы она могла сообщить родителям, что все уже на мази. Но, увы, все далеко не просто. Поэтому она решилась на серьезный разговор.

Анна позвонила родителям и сказала, что скоро будет у них. Мама явно обрадовалась:

— Замечательно, Анна, а то мы не видели тебя уже тысячу лет, и я буквально пять минут назад говорила отцу, что очень надеюсь, у девочки все в порядке.

Анна скрипнула зубами:

— А почему у меня должно что-то быть не в порядке?

— Ну… просто мы очень давно ничего о тебе не слышали.

— Но, мама, ведь прошло всего восемь дней… Я была у вас в прошлые выходные.

— Да, но с тех пор…

— Я звоню вам почти каждый день, и ты прекрасно знаешь, как обстоят мои дела и чем я занята. И если ты хочешь, чтобы я к вам заехала, тебе надо просто подойти к телефону и снять трубку. Вот такие у меня дела. Примерно такие же, как и у миллионов других обитателей Лондона. — Голос ее дрожал от гнева и обиды.

Ответ был неожиданно спокойным:

— Отчего ты все время сердишься на меня, доченька? Я только сказала, что буду очень рада видеть тебя сегодня у нас, а твой отец, тот будет просто счастлив. Ты ничего не имеешь против жареного мяса с грибами? Чтобы как-то отметить твой визит. Да, я спущусь к мяснику и куплю все необходимое… Это просто великолепно, что ты собираешься заехать к нам. Не могу дождаться, чтобы сообщить об этом отцу, сейчас я позвоню ему на работу и обо всем расскажу.

— Мама, не надо… Я думаю… я хотела сказать…

— Конечно же я позвоню ему. Ведь надо его хоть немного порадовать.

Анна повесила трубку и какое-то время неподвижно стояла у аппарата, положив руку на телефон и вспоминая тот единственный случай, когда она решилась привести Джо на завтрак в родительский дом. Она пригласила его в качестве «друга» и по пути потратила немало сил, пытаясь внушить ему, чтобы он ни в коем случае не проболтался родителям, что на самом деле давно живет с ней и при этом женат на другой женщине.

— А насчет чего опаснее проговориться — первого или второго? — подшучивал над ней Джо.

— И то и другое одинаково опасно, — отвечала Анна с видом настолько серьезным, что он наклонился к ней и поцеловал ее в нос прямо в поезде, на глазах у всего вагона.

Как представлялось Анне, визит протекал довольно удачно, мать и отец были безупречно вежливы с Джо, интересовались его работой и знаменитыми актерами и актрисами, с которыми он был знаком.

На кухне мама спросила Анну, в каких они отношениях.

— Просто друзья.

По дороге домой Анна поинтересовалась, какое впечатление произвели на Джо ее родители.

— Очень милые люди, но какие-то чересчур зажатые, — сказал он.

Зажатые? Мама и папа? Анне никогда такое не приходило в голову. Но, пожалуй, дело обстоит именно так.

Правда, Джо не знает, каковы они, когда в доме нет посторонних. Мама, которая звонит в монастырь Хелен и удивляется, что та не может вырваться к родителям пару раз в неделю. Или отец, расхаживающий по саду, сшибая головки цветов и твердя, что Брендан просто непутевый мальчишка, который не придумал ничего лучшего, как отправиться работать на ферму в той единственной во всей Ирландии деревне, где знают Дойлов и где живет тот единственный Дойл, по которому можно составить самое невыгодное впечатление о семействе — Винсент Дойл, его родной брат и родной дядя Брендана. И все ради того, чтобы унаследовать эту жалкую ферму!

Ни о чем подобном Джо не имел ни малейшего представления, а потому вполне мог счесть ее родителей «зажатыми».

— Пусть их, — сказал он ей, улыбаясь, чтобы она не чувствовала себя задетой. — Многие люди так устроили свою жизнь, что о чем-то с ними можно разговаривать, а о чем-то — нет, и они постоянно озабочены, чтобы не сказать чего-нибудь лишнего. Это способ существования, при котором все происходящее воспринимается как спектакль, игра… Собственно, меня это не касается, пусть живут, как хотят. Лично мне это все не по душе, но они придумали для себя правила и теперь вынуждены следовать им…

— Мы, значит, не такие, как ты, — съязвила Анна.

— Любимая, у меня нет ни малейшего намерения тебя обидеть. Я просто говорю, что думаю… Каждый день я вижу на улице кришнаитов, которые бреют себе головы, танцуют и звонят в колокольчики. И точно так же я наблюдаю за тобой и за твоей семьей. Но я не позволю никаким кришнаитам навязывать мне свои игры. Так же, как и твоим родителям. — Он победоносно усмехнулся ей в лицо.