Ольга взяла с полки телефонную книгу, стала листать.

— Что ты ищешь? — спросила мать.

— Аптеки возле нашего дома.

И села, достала из своей сумки блокнот и принялась выписывать из телефонной книги адреса и телефоны аптек, говоря между делом:

— Ты же знаешь — диабетики не живут без инсулина. Я должна узнать, какой у него запас… Ма, а ты его когда-нибудь вообще любила?

— Вот только этого не надо! «Любила — шмубила»! — возмутилась мать и открыла холодильник.

На этот звук боксер, вновь улегшийся в массажном кресле, тут же поднял голову.

Мать достала из холодильника эскимо.

Боксер сделал стойку, но мать отмахнулась от него рукой:

— Лежать! — И Ольге: — Будешь мороженое?

При слове «мороженое» боксер поднял уши торчком.

— Нет, спасибо, — сказала Ольга.

— Видишь? — кивнула мать на пса. — А говорят, собаки наш язык не понимают. А этот — как скажешь «мороженое», так сразу…

Боксер открыл один глаз.

— Спи! — приказала ему мать и повернулась к Ольге: — Конечно, любила. Была дура и любила. Иначе как бы ты родилась?

Боксер, поворчав, улегся спать.

— А теперь ты поумнела? — спросила Ольга.

— Детка, у нас одна жизнь, понимаешь? — Мать облизнула эскимо. — А наши мужики по полгода в море! И не просто в море — если бы! А то — в Сингапуре! В Танжере! В Барселоне! Откуда ты знаешь, что у них там? «У ней такая маленькая грудь! И губы, губы алые, как маки» — знаешь такую песню?

— Папа тебе не изменял.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю.

— А какая разница? — спросила мать. — Его нет месяцами, а я все ночи одна. На хрена мне это монашество?

Ольга закрыла блокнот.

— Мама, я пошла.

Она положила на место телефонную книгу и направилась к двери.

Боксер, тут же проснувшись, проводил ее взглядом.

— Нет, ты ответь! — требовательно сказала мать. — Почему мы должны ждать, пока они придут из рейса? Жизнь одна! И я хочу мужика каждый день!

— И каждую ночь, — сказала Ольга. — Открой мне дверь.

— Да, и каждую ночь! А что? — с вызовом повторила мать. — Это запрещено? — но тут же сменила тон: — У тебя-то в Москве есть мужик?

— Мама, отстань.

— Надеюсь, хоть теперь не моряк.

— При чем тут «моряк — не моряк»? Открой.

— При том! — сказала мать, вставляя ключ в дверной замок. — У меня теперь мужик — психолог. Он говорит, что все дочки повторяют ошибки своих матерей.

— Ма, я пошла…

И Ольга вышла из салона на улицу.

Через стеклянную витрину мать и боксер видели, как она голоснула частнику и уехала.

Мать в сердцах бросила боксеру недоеденное эскимо. Ротшильд поймал его на лету и проглотил.

6

Каюты капитанов на больших океанских судах обычно похожи на гостиничные апартаменты и занимают порой всю a-deck. У Казина его капитанская каюта была чуть скромнее, но тоже с капитанским салоном, спальней, ванной и буфетом. В салоне стояла хорошая и принайтованная к полу мебель — кресла, журнальный столик, письменный стол с ноутбуком. По углам — буфет, сейф и телевизор с видеомагнитофоном, стереосистема. Вдоль стен — застекленные полки с книгами по морскому делу. В другом углу — небольшая икона Ксении Петербургской, а над письменным столом две фотографии — пятилетний малыш с бескозыркой на голове и Казин с Ольгой, когда ей было лет десять, — оба стоят на капитанском мостике с видом на Белую Гавань.

Но Махмуда не интересовали ни содержимое буфета, ни ноутбук, он, как и все пираты, хорошо знал, что судовая касса всегда находится в капитанской каюте, и прямиком направился к сейфу.

— Открывай!

Сопротивляться было бесполезно, дуло автомата Махмуда бесцеремонно касалось виска Казина.

И едва капитан открыл дверцу сейфа, как Махмуд своими черными руками выхватил из глубины сейфа три пачки долларов, пачку евро, три блока «Мальборо», несколько аптечных упаковок инсулина и упаковку шприцев.

— Что это?

— Инсулин, — ответил капитан. — Там написано.

— Наркота?

— Нет. Лекарство от диабета.

— Врешь, — сказал Махмуд. — Вот шприцы. Значит, наркота.

Взломав одну ампулу, он вылил ее содержимое себе на язык, но тут же с отвращением сморщился и бросил коробки с инсулином обратно в сейф. Потом показал на фотографии:

— Это кто?

— Это мой внук…

— А это?

— Я с дочкой.

— Она не похожа на ту, что на судне.

Казин пожал плечами:

— С возрастом дети меняются…

Снаружи послышался нарастающий гул.

Махмуд выглянул в иллюминатор.

Это военный вертолет Евросоюза подлетал к «Антею», его пилот настойчиво вызывал по радио:

— «Антей»! «Антей!» Это вертолет Евросоюза! Отвечайте! Отвечайте!..

Но Махмуд лишь небрежно отмахнулся:

— Опоздали, белые обезьяны!

Идя с капитаном по грузовой палубе меж гаубиц и танков, жестко принайтованных к палубе стальными тросами (и не спуская с капитана свой «АК-47»), он похлопывал танки по броне и самодовольно твердил:

— I got it! I got it! It’s great! Tanks! Artillery! Allah akbar!!!

Действительно, Аллах сделал этому Махмуду воистину королевский подарок — «Антей», грузовое судно типа парома с несколькими палубами и аппарелью — мостиком, по которому вся техника своим ходом заезжает на судно и едет либо вниз, в трюм, либо на верхние палубы, — был, что называется, «под завязку» забит танками, пушками и гаубицами.

Перейдя от танков к пушкам, Махмуд вдруг остановился, подозрительно спросил у капитана:

— А куда ты все это вез?

— В Нигерию.

— Что?! — Махмуд в бешенстве вскинул автомат. — Нашим врагам? Я тебя убью!

Казин пожал плечами:

— Это не мое оружие, вот документы. Судно шведское, фирма «Blue Mount», груз греческой компании Георгиу Стефандополуса. А я просто нанят как капитан и делаю свою работу. Если ты меня зафрахтуешь, я и тебе привезу все, что ты купишь.

— Мне уже ничего не нужно, — усмехнулся Махмуд, разом остывая. Эти переходы от бешенства к спокойствию и обратно были у него мгновенны. — Смотри, сколько у меня танков! Я теперь знаешь кто?! Командир танковой бригады Армии освобождения Сомали! А снаряды есть?

— Внизу, в трюме…