Теплый весенний денек клонился к закату. Мягкие разноцветные блики — розовые, золотистые, лавандовые — сквозили через лиственный покров, превращая зеленую лужайку в изумрудный ковер. Из монастырского сада доносились соловьиные трели.

Повар Гуч и его помощница молодая кротиха Фьюррел расставляли глиняные миски на тележки, одновременно проверяя их количество. Сегодня пудинг удался на славу, и кротоначальник стоял напротив своей тележки с таким блаженством на морде, что Фьюррел при всем желании не могла сдержать смех.

В аббатстве Рэдволл Большой зал использовали по особым случаям или для приема важных гостей. Пещерный зал, хотя и меньший по размеру, был более удобным и уютным. Аббат Эподемус уже сидел на своем постоянном месте рядом с Гердлом Спринком.

—Держу пари, что всего через несколько дней станет так тепло и светло, что мы сможем ужинать в саду, — довольно потирая лапы, воскликнул еж-винодел.

Наблюдая за тем, как воспитанники Рэдволла рассаживаются по своим местам, аббат заметил:

—Да, Гердл, лето и вправду вступает в свои права.

Но только вот в чем беда: такими чистыми и пригожими мы их теперь с тобой не увидим.

В трапезную ворвалась орава только что вымытых и одетых в чистые комбинезоны диббанов. В сопровождении Мемм, сестры Вернал и Мэлбан, которые пытались призвать их к порядку, малыши бросились занимать свои места за столом.

—Тихо, сейчас же угомонитесь! Сколько раз можно вам говорить, чтобы вы перестали бегать! Здесь нужно ходить медленно и благопристойно. Это и тебя касается, Чернявый.

—Я же сказала тебе, сорванец, обойти стол. Только посмей вскарабкаться на отца настоятеля!

—Подойди ко мне, Тублз. У тебя в ухе осталось мыло. Дай-ка его сюда.

Пока Мэлбан уголком фартука вычищала из уха ежонка мыло, тот визжал как резаный:

—Уааа! Убивают! Помогите!

Старый сторож Крикулус закрыл глаза и уши и не открывал их до тех пор, пока маленькие звери не расселись по своим местам и в трапезной не воцарилось молчание. Как только шум стих, аббат Эподемус встал со своего стула и произнес благодарственную Молитву.

Вдруг тишину прорезал крик мышонка Чернявого.

—Где мой пудинг? — завопил он, барабаня ложкой по столу.

Гердл Спринк метнул на хулигана строгий взгляд.

—Эй, почему у этого малыша нет пудинга? — крикнул он. — Сейчас же принесите.

И тотчас под раскаты дружного смеха в трапезную стали ввозить тележки с вечерним лакомством.

Посреди трапезы наставник выдр, разливая малышам одуванчиковый напиток, вдруг остановился и, оглядев столовую внимательным взглядом, в недоумении почесал свой хвост:

—А где Меховичок с Биккл? Никто их не видел?

—Что-то не припомню, чтобы я их мыла, — ответила сестра Вернал. — А ты, Мемм?

—И я, кажется, тоже. А вы, почтенная Мэлбан, случайно не намывали этих двух сорванцов?

Прежде чем ответить, мышь задумчиво постучала лапой по подбородку:

—Нет, мэм. Но, кажется, я догадываюсь, что произошло. После того как мы одели всех диббанов, у нас осталось два чистых комбинезона. Тогда я подумала, что они запасные.

—Кто-нибудь из вас знает, где Меховичок с Биккл? — обратился аббат настоятель к малышам, которые наворачивали ложками пудинг, запивая его напитком из одуванчика с такой жадностью, будто их семь лет не кормили.

—Спрашивать их сейчас нет никакого толку, — шепнул ему на ухо кротоначальник. — Они дети. И заняты пудингом. Сейчас им все нипочем.

—Что верно, то верно, старина, — подхватила Мемм Флэкери. — Скорей добьешься ответа от пудинга, чем от этих прожорливых разбойников. Гляньте, как они уминают его за обе щеки.

Гуч с Фьюррел наскоро осмотрели кухню, но нигде не обнаружили признаков пропавших диббанов.

—Не иначе как эти двое, вместо того чтобы мыться, забрались на кухню, чтобы стащить пару порций пудинга. А теперь уплетают его в каком-нибудь укромном местечке, — взялся предположить сторож Крикулус.

Эподемусу ничего не оставалось, как с ним согласиться.

—Пожалуй, ты прав. Наверняка эти двое заснули в каком-нибудь тихом уголке. Если они попадутся кому-нибудь из вас на глаза, буду очень признателен тем, кто доставит их ко мне на ковер. Хочу сказать господину Меховичку и мисс Биккл пару ласковых слов.

Над Страной Цветущих Мхов сгустились сумерки. Легкий ветерок сонно и глухо шуршал листвой деревьев, которые в сквозистом свете луны отбрасывали причудливо-черные кружевные тени. Время от времени раздавался крик совы и мерное урчание козодоя. Меховичок и Биккл, замерзшие, голодные и насмерть испуганные, крепко прижавшись друг к другу, устроились под стволом упавшего бука.

—Хурр, Бик. Знаешь, о чем я думаю? О том, чтобы уснуть в своей постели!

— Я тоже, — поддержала своего друга-кротенка белочка. — Вот только Мемм будет на нас кричать. И отправит спать без пудинга. Но все равно я хочу домой.

—Хурр, тогда чего нам ждать. Пошли. Ты ведь знаешь дорогу назад?

—Нет, не знаю. Но ты говорил, что знаешь.

—Хурр, ишь что выдумала! Никогда я этого не говорил.

И, уставившись друг на друга, они хором закричали:

—Уа! Мы заблудились!

Волны ночного моря, распростершегося бескрайним черным плащом у подножия горной крепости Саламандастрон, нежно и ласково плескались о берег. Четверо зверей, два барсука и два зайца, внимательно следили из окна за двумя фигурами внизу и, опасаясь привлечь их внимание, говорили приглушенными голосами.

Лорд Великий, знаменитый барсук-предводитель, смиренно произнес:

— Что ж, видать, чему быть — того не миновать. Когда моему отпрыску что-то взбредет в голову — никто его не остановит. Впрочем, может, это и к лучшему. И Сагаксус наконец наберется на воле ума-разума. Что до меня, то лично я умываю лапы. Ибо больше ничего не могу сделать с этим юным разбойником. Может, правду говорят: что ни делается, все только к лучшему. Боюсь, его бунтарство добром не кончится.

—Но ведь тебе не помешает немного размяться, — ласково погладив его по лапе, проворковала его жена, леди Мерола. — Ведь ты сам говорил, что не прочь сезон-другой побегать, как в свои молодые лета. Видишь ли, двое взрослых барсуков никогда не смогут поладить на одной горе, Это даже ежу ясно. Не говоря уже о том, что Сагаксус — прирожденный бунтарь. Тем не менее я про должаю за него волноваться. Боюсь, как бы жизнь не преподала ему слишком тяжелый урок. Мне остается только тешить себя надеждой, что с ним все будет хорошо.

Полковник Дозорного Отряда Хлестокнут был зайцем старой закалки. Повертев навощенные усы и расправив увешанную медалями грудь, он исполненным уверенности тоном заявил: