дымка этого мира… Видите ли, после стольких лет занятия борцовским спортом мало кому удается обрести душевный покой. Так что мое путешествие – отнюдь не попытка воскресить в памяти дни моего триумфа в спорте. Я не хотел бы возвращаться к образам тех, кого мне удалось пережить, тех, кто душил свою личную боль алкоголем, наркотиками или еще чем похуже. Все эти кошмары и ужасы могут казаться реальными, но иногда даже самая правдивая история может стать похожей на вымысел. Тем более что мне было бы крайне затруднительно оправдать смерть, убийства и прочее. Но нас так учили – защищай себя, своего товарища и свое дело.

Так что нет, тут дело было не в спорте. И кошки тут, в общем-то, ни при чем. Мое путешествие началось с того, о чем я вообще не имел ни малейшего представления. То есть – с женщины.

Она позвонила мне в декабре 1988 года. Вернее, как раз на Рождество. Я почему так хорошо помню дату – именно в тот праздничный день я отправился гулять в доки. На месте крейсера «Джуно» стоял белоснежный круизный лайнер. Может, от этого пирс выглядел убого, а барашки на волнах напоминали выбившиеся из разношенных петлиц нитки.

Я основательно замерз, но настроение у меня было лучше некуда. Вернувший домой, я с удивлением обнаружил, что лампочка автоответчика на телефоне мигает темно-красным цветом. Необычно, чтобы в праздник кто-то позвонил с таким вопросом, но еще необычнее было то, что женщина говорила с каким-то странным акцентом. Я никак не мог понять – то ли арабский, то ли еврейский… Но как только она назвала интересующую ее породу кота, я понял – персидский, фарси. Она сказала, что у нее есть маленькая дочка, которая мечтает о домашнем питомце, но страдает сильной аллергией на кошек. От одной из моих клиенток она узнала, что кошки породы энджел хейр [2] – даже длинношерстные – являются гипоаллергенными, и вот теперь она желала бы посмотреть на них. Сама дама проживала в Лос-Анджелесе, но собиралась прокатиться вдоль побережья. Она оставила свой телефон и домашний адрес: 700, Оранж-Гроув-авеню, на тот случай, если я отвечу ей письмом. И еще имя – Мина.

Утром на пирсе я был совершенно один, если не считать переодетого в Санта-Клауса проповедника из Армии спасения, который, завидев меня, сразу же вытащил руки из карманов и зазвонил в колокольчик. Я выгреб все, что у меня было, и положил в его ведерко. Мелочь, конечно, но Санта сказал мне: «Да благословит вас Бог!» И хотя сам я неверующий, в тот момент мне показалось, что проявленное к незнакомцу участие делает меня чуточку святым.

Вероятно, что-то похожее я ощутил, когда поднял телефонную трубку, чтобы перезвонить Мине. Она ответила сразу, и я услышал на заднем плане смех, также звучала музыка, показавшаяся мне загадочной. Мина спросила, когда она может приехать посмотреть котят. Я ответил, что ехать до меня – путь не близкий, от Лос-Анджелеса-то до Сиэтла. А в наши дни время – деньги. И что неподалеку от нее есть еще несколько кошачьих заводчиков, которых я могу ей порекомендовать. В ответ она как-то недовольно клацнула зубами, и я тут же почувствовал себя дураком, взявшимся объяснить взрослому человеку размеры Америки.

– Вы будете дома, если я приеду через три дня? – спросила она.

– Да, мэм, прошу прощения! Счастливой поездки, – произнес я в трубку.

А что еще я мог сказать?

Через три дня на грязнющей дороге, ведущей к моему дому, остановилось зеленое такси. Я выскочил наружу с зонтиком наперевес, чтобы встретить гостью.

Зная, что она приедет, я с усердием чистил пристройку, где жили мои кошки, и граблями прочесал траву около нее. Но я никак не мог предполагать, что дождь так размоет места, где привыкли гадить мои питомцы. Дело не в этом. Едва увидев, как она морщится от мерзкого запаха, я сразу понял, что приехала эта Мина отнюдь не за котенком. Но я все талдычил ей об оставленном для нее кошаке – пока еще безымянном американском кёрле черной масти.

– Вот, гляньте, – сказал я и буквально вылил живой комочек ей в руки, словно бульон в чашку переливают. – По-моему, он чем-то на вас похож, – добавил я, имея в виду, что кошачьи шерстинки на ушках напомнили мне модную дамскую прическу; со мной такое бывает – я уже давно привык сравнивать людей с кошками.

Однако женщина осталась холодна к моему комплименту и сразу спросила:

– А вы кофейный человек?

Говорила она по-английски, но подобный оборот заставил меня зависнуть, прежде чем я понял вопрос. Мина поинтересовалась, люблю ли я кофе, не против ли выпить чашечку с ней. Впрочем, я понял, что ей не нравится в помещении для моих любимцев.

– Ступайте за мной, – сказал я, но, прежде чем последовать в указанном направлении, она подошла к такси и что-то сказала водителю.

Пока я варил кофе, Мина задавала дежурные вопросы: как кормить? каков размер взрослого кота? какой у кёрла характер? – а я предлагал ей варианты имени для животинки.

– Правильно подобранное имя очень важно, – поучал я. – Это позволит котенку развиваться.

Женщина подошла к камину и стала рассматривать фотографию сорокалетней давности, на которой были изображены моя бывшая жена и брат Гил, сидящие рука об руку. На каминной полке лежал мой чемпионский пояс. Мина осторожно прикоснулась к нему, затем еще раз. Помолчав, спросила, готов ли кофе. Когда я вернулся из кухни, она сидела, положив подушку на колени, чтобы обороняться от кошек. Три из них с интересом посматривали на нее, притаившись под подлокотником. Я поставил чашки с «фолджерсом» на стол так, чтобы их не свернули кошки, – привычка, однако.

– Здорово, что вы решили приобрести котенка для вашей дочери, – сказал я. – Но вы, судя по всему, совсем не любите кошек.

– Когда-то я их любила, – отозвалась женщина. – Но, мистер Крилл, я должна сказать вам правду.

– Правду о чем? – спросил я, подыгрывая ей.

– Я приехала к вам не за котенком.

– Так, минуточку. – Я встал и скрестил руки на груди. – Тогда скажите, зачем?

– Вы ведь Терри Крилл, да? Энджел Хейр?

Она сунула руку в карман и достала черно-белый флаерс. Его края от старости замахрились, словно афишку погрызло само Время. У меня было чувство, что я заглянул внутрь застывшего янтаря. Большой Олимпийский зал, что в центре Лос-Анджелеса, 1979 год. Буян Родди Пайпер и Плейбой Бадди Роуз – главные бойцы того вечера. Под их фотографиями более убористым шрифтом указывались