(без фото) поединки таких ребят, как Молния Паттерсон и Монгольский Топтун. И уже ниже было напечатано таким мелким шрифтом, что мне пришлось поднести флаерс к лампочке: Броубитер и его менеджер Терри Энджел Хейр Крилл».

Я взмахнул своими собранными в хвост волосами, совсем как раздраженная кошка. Кстати, не перекрасить ли мне шевелюру снова в белый цвет?

– Что вы имеете в виду? – удивился я. – Я, по-вашему, еще гожусь для этого?

Прошло ужасно много времени с того дня, как меня навещал последний фанат. Правда, эта женщина не была похожа на поклонницу – на ней не было футболки с какой-нибудь моей крылатой фразой. Но все же я был польщен тем, что она узнала меня, и уже искал глазами ручку поприличнее, чтобы подарить ей автограф, и тут понял, что глубоко заблуждаюсь.

– Броубитер, – сказала она.

Только сейчас я заметил на ее пальце обручальное кольцо.

– Вы ведь были его менеджером, да? А как его звали по-настоящему? Его имя?

Во многих отношениях я не такой уж приверженец старых традиций, но в одном остался тверд: я свято соблюдаю принцип «кейфеб», призванный поддерживать иллюзию реальности боя в профессиональном рестлинге. Сейчас многие разоблачают этот бизнес, но дело в том, что с десяток моих товарищей лишились жизни, отстаивая эту иллюзию, и из-за них я не мог просто так раскрыть секреты индустрии первой встречной дамочке, которой вдруг приспичило стать детективом.

– Броубитер, – сказал я, – был тем, кем он был, как на ринге, так и вне его, – мерзким, отвратительным типом, наихудшим из всех иностранных монстров, с кем я работал.

Нетронутая чашка кофе все еще стояла посреди стола.

– У меня есть молоко для кошек. Если не любите черный кофе, могу принести.

– Нет, – ответила женщина, забирая афишку и пряча ее в карман пальто. – У меня на родине кофе пьют малыми порциями. И только черный и крепкий.

Ее акцент я определил неправильно. Откуда она родом, я понял, как только она спросила меня про Броубитера. Но что было еще важнее, я понял, с какой целью она приехала ко мне.

– Вы заплатили таксисту за ожидание? – спросил я.

Она кивнула и вышла, а когда вернулась, наконец сняла пальто и сказала:

– Он переехал в мой город совсем мальчишкой. Мы росли вместе.

Я хотел было ответить, что мы тоже росли вместе, но побоялся, что она подумает, будто я высмеиваю ее английский. Хотя это была сущая правда – Броу и я действительно вместе росли, пусть он и был наполовину младше меня. Я был одним, когда мы познакомились, и стал совсем другим, когда наши пути разошлись.

– Вы из… СССР? – спросил я ее.

– Да. Из Армении.

В углу дивана Фудзи, самая старая моя кошка, поймала маленького черного кёрла и стала вылизывать ему ушки. Мина заметила это и улыбнулась. На ней был свитер, и она все время теребила воротник. Скорее всего, она одного возраста с Броубитером, то есть лет тридцати двух. У нее было светлое лицо, нос – ну в чистом виде конфета «Херши Кисс», и огромные глаза с густыми ресницами. Я мог бы влюбиться в нее, будь я молодым русским эмигрантом, а не старым американским балаганщиком.

– Вы с ним поддерживаете связь? – спросил я как можно небрежнее.

– Нет, последний раз я разговаривала с ним в восемьдесят третьем. Может, вы знаете, где он сейчас.

Но дело-то было в том, что последний раз я видел Броу гораздо раньше. О чем и сообщил Мине, рассказав, как мы колесили с ним два года по дорогам Америки, а в восьмидесятом, когда мы остановились в каком-то городке неподалеку от Гринсборо, Северная Каролина, он взял и исчез. Я не стал выкладывать ей полностью эту историю – я вообще никому об этом не говорил.

Мина оглядывала мою гостиную. Вдоль одной из стен стояли обтянутые ковролином кошачьи домики. Дубовые полки пестрели корешками грампластинок, принадлежавших моему брату.

Я пересел на другой конец дивана.

– Вы женаты? – вдруг спросила Мина. – Дети есть?

– Был женат… – ответил я, – но не официально, скажем так.

– Из-за того, что вы всегда были в разъездах?

– Ну да. И кроме того, рестлинг – это довольно трудный бизнес.

– Он как-то сказал мне, что собирается вернуться в дело и работать с вами. Я подумала, что он может быть здесь…

– Он действительно так сказал? В восемьдесят третьем? Что снова хочет работать со мной?

– Ну, он говорил о нескольких возможностях для него.

– А, значит, он явно не меня имел в виду. Слушайте, а почему бы вам и в самом деле не взять его? В смысле котенка?

– А вы знали человека по имени Рубен?

Честно говоря, я ни разу даже не слышал подобного имени.

– Как вы сказали?

– Рубен. Он был нашим другом еще в Армении.

– Знаете, тут уж я ничем не смогу вам помочь. Разве что продать вам котенка. Я же говорил, что не стоит ехать в такую даль, но, боюсь, котенок – единственное, что я могу вам предложить.

Хотя я поставил чашку с кофе далеко от края, Мина все же дотянулась до нее. И хоть я сидел теперь в дальнем углу дивана, она дотянулась и до меня, а дотянувшись, положила свою руку на мою.

– Я знаю всю его жизнь, – сказала она, – за исключением того времени, когда он работал с вами в Штатах, и нынешнего периода. Мне думается, что если понять одну половину явления, то можно понять и вторую. Я – одна половина, вы – другая. И тогда вместе мы сможем его найти.

Встав с дивана, я отошел к камину.

– Все это очень больно, – сказал я. – Знаете, не могу припомнить ничего такого, что было бы вам интересно. И не могу сказать вам ничего, что вы бы хотели услышать.

Мина накинула пальто, подошла ко мне и протянула на прощание руку. Еще раз махнув мне, она наклонилась за котенком.

– Ну что ж, – сказала она. – Какое же имя дать ему?

Мне показалось, что она прокрутила в уме все возможные места нынешнего пребывания нашего общего друга. Его или кого-нибудь еще.

– Дайте ему значительное имя, – произнес я. – Настоящее.

И я назвал ей это имя – имя, которое я не произносил уже лет десять. Имя, принадлежавшее Броубитеру, человеку, скрывавшемуся под маской борца.

– Назовите его Аво. Созвучно с «браво».

«Быть может, – подумалось мне в тот момент, – это имя поможет установить между нами связь, сплести нас окончательно…» Но Мина лишь наклонила голову набок и спросила:

– То есть вы хотите,