Ее отец — наряду с удовольствием побыть дома со своей семьей — очень любил поездки на лошадях брата и верховую охоту зимой.

Граф был более щедр, чем его жена, и именно графиня противилась тому, чтобы Гермия пользовалась их лошадьми, которых было множество в конюшнях усадьбы и которые страдали от недостатка движения. Все это началось с того времени, когда прекратились совместные уроки Гермии с кузиной.

Ее тетка была женщиной простого происхождения и поэтому без церемоний проявляла свою неприязнь к племяннице мужа в своем стремлении защитить свою дочь от нежелательной соперницы, которую она тайно видела в Гермии.

Мэрилин была и сама довольно хороша в обычном смысле этого слова.

Одетая в платья, скроенные самыми дорогими закройщиками на Бонд-стрит, и с волосами, уложенными очень умелой камеристкой, что могла бы привлечь внимание в любом бальном зале, но только если бы там не было ее кузины.

Поэтому — как слишком хорошо понимала графиня Милбрукская — Мэрилин вряд ли могла рассчитывать на полагающиеся ей комплименты в присутствии Гермии.

В первый раз, когда Гермия поняла, что ее не пригласят на бал, дававшийся в усадьбе, которого она с таким нетерпением ожидала, она горько расплакалась от обиды.

— Как может Мэрилин так поступать со мной, мама? — спрашивала она сквозь рыдания. — Мы всегда столько говорили с ней о том, что будет, когда мы вырастем, и как мы вместе пойдем на бал. Все это казалось таким… п-прекрасным, и мы мечтали, как мы будем… считать свои… победы и решать, кто из нас первая п-победительница, — всхлипывала она.

Матушка обняла ее и крепко прижала к себе.

— Теперь послушай меня, моя дорогая, — сказала она. — Тебе придется понять ту же истину, к которой пришла я, выйдя замуж за твоего отца.

Гермия подавила слезы и стала слушать рассказ матери.

— Ты никогда не задумывалась, — начала она, — почему твоя тетя Эдит, а иногда даже твой дядя Джон, относятся ко мне свысока?

— Я заметила, что они важничают и держатся высокомерно, мама.

— Это потому, что твой дедушка хотел, чтобы папа женился на одной очень богатой молодой женщине, — объяснила ей матушка, которая в те дни жила вблизи усадьбы и ясно давала знать, что любит твоего отца.

Гермия улыбнулась.

— Это неудивительно, мама! Он такой красивый, что я могу понять любую женщину, считающую его обворожительным.

— Так считала и я, — сказала матушка. — Для меня он — самый привлекательный, очаровательный мужчина во всем мире.

Она произнесла это очень мягка, в ее глаза Засветились нежным светом, когда она, продолжила рассказ:

— Но я была дочерью, генерала, который всю жизнь служил своей стране и вышел в отставку с очень маленькою пенсией, из которой он мог уделить своим детям совсем немного.

Гермия, села и вытерла остатки слез со своих щек.

— — Теперь я понимаю, мама, — сказала она. — Папа женился на тебе, потому что любил тебя и не интересовался девушкой с большими деньгами.

— Случилось именно так, — подтвердила мать. — Твои бабушка и дядя пытались заставить его быть благоразумным и подумать о будущем, но он ответил им, что как раз и проявляет благоразумие!

— Итак, вы поженились и с тех пор живете счастливо! — воскликнула Гермия с сияющими глазами.

— Очень, очень счастливо, — ответила мать., — И в тоже время, дитя мое тебе приходится страдать за это. Не только потому, что ты моя дочь, но еще и потому, что ты очень красивая.

Гермия была поражена: мать никогда не говорила ей ничего подобного.

— Я говорю тебе правду, а не просто хвалю тебя, — сказала мать. — Я думаю, это потому, что твой отец и я были так счастливы и так любили друг друга. Может быть, поэтому у наших детей не только красивые лица, но и Прекрасные души.

Питер действительно точно такой, подумала Гермия.

Он был поразительно привлекателен. Она же сама так походила на свою мать, что тоже догадывалась о своей красоте.

Каждый раз, когда в усадьбе были гости, все мужчины любого возраста стремились поговорить с ней.

— Видишь ли, — задумчиво продолжала ее мать, — нам всегда приходится платить в жизни за все. Ничто не дается даром: и ты, дитя мое, хотя и ощутишь великое преимущество быть прекрасной, заплатишь за это осознанием зависти и ревности других женщин и жизненными трудностями, связанными с красотой.

Я уже почувствовала это со стороны Мэрилин, подумала Гермия, когда меня перестали приглашать в усадьбу, а тетушка начала смотреть на меня с враждебностью даже в церкви Из Оксфорда приезжал домой Питер — семье пришлось пойти на большие жертвы, чтобы послать его в этот университет — и рассказывал не только об интересной студенческой жизни, но и о поездках в Лондон к некоторым из своих друзей.

Наедине с Гермией он говорил, что не может одеваться как его друзья, шьющие одежду у лучших портных.

— А лошади у них, — с сожалением продолжал он, — такие великолепные, каких мне не иметь никогда в жизни!

Ему, как и его отцу, позволяли ездить на лошадях из конюшен графа, но он не мог забрать их с собой в Оксфорд, и ему приходилось довольствоваться лошадьми, которые одалживали товарищи, или брать напрокат из платных конюшен.

— Как я ненавижу бедность! — сказал он раздраженно в предыдущий свой приезд домой.

— Не говори об этом папе и маме, — быстро предупредила его Гермия. — Они расстроятся.

— Я знаю, — ответил Питер, — но когда я бываю в усадьбе и вижу Вильяма со всеми его деньгами, посмеивающегося надо мной не только за моей спиной, но и прямо в глаза и пренебрежительно отзывающегося обо мне в разговорах с моими друзьями, мне хочется отколотить его!

Гермия в страхе вскрикнула:

— Только не делай этого! Это разгневает дядю Джона, и он может отказать тебе и папе в поездках на его лошадях. Ведь ты знаешь, что меня уже изгнали из усадьбы.

— Папа рассказывал мне, — ответил Питер, — но ты сама виновата, что уродилась такой хорошенькой!

Гермия рассмеялась.

— Ты делаешь мне комплимент?

— Конечно! — ответил Питер. — Если бы тебя прилично одеть и позволить тебе присутствовать на светском сезоне в Лондоне, за тебя поднимали бы тосты в королевском дворце, и я очень гордился бы тобой!

Гермия знала, что он был в таком же положении, как и она, и его богатые друзья — я особенно кузен Вильям — относились к нему свысока, явно показывая, что он был «бедняком у их ворот».

Но поскольку Питер унаследовал от отца легкость характера, он отбросил мрачные мысли, заявив:

— К дьяволу все это! Что мне до того? Я намерен взять от жизни лучшее, и помяни мое слово, Гермия, тем или иным способом, рано или поздно я получу все, что мне нужно!