ничтожной степенью общей безопасности, которую государство могло обеспечить для охраняемых им интересов отдельных лиц и которая делала в известном смысле необходимым личное вооружение всех, сколько необходимостью вооружить по возможности большую часть народа в целях нападения на внешнего врага государства или народа или в целях защиты от него. Различие в вооружении отдельных общественных классов постоянно обеспечивало возможность использования военной техники для поддержания или установления отношений господства. Римские войны рабов бросают особенно яркий свет на эту сторону вопроса.

Не малый свет на наш вопрос проливают также крестьянская война в Германии[13] и войны между немецкими городами. В числе непосредственных причин, вызвавших неблагоприятный исход крестьянской войны в Германии, в первую очередь следует отметить военно-техническое превосходство церковно-феодальных войск. Однако войны городов в XIV в. против тех же самых войск велись успешно. Причиной этого было не только то, что у этих войск военная техника, и особенно огнестрельное оружие в отличие от оружия во времена войны 1525 г., была более отсталой, но прежде всего вследствие значительной экономической мощи городов, которые, являясь обособленными социальными сферами интересов, тесно сплачивали всех лиц, принадлежащих к этой сфере, при этом без всякой сколько-нибудь значительной примеси элементов с другими интересами. Эти городские круги, благодаря особенностям строения городов, уже заранее занимали столь же выгодную тактическую позицию, как и феодальные властители, как церковь и император в своих замках и крепостях (фортификация также является военно-техническим элементом); в их руках, наконец, сосредоточивалось производство вооружения, так как их граждане являлись искусными ремесленниками в различных технических производствах, так что рыцарское войско должно было окончательно спасовать перед ними.

В качестве вывода из рассмотрения крестьянских и городских войн можно установить весьма важную роль, которую играли в местно-разрозненной и пространственно-смешанной жизни различные классы общества. Совпадение делений на классы с территориальными делениями означает облегчение классовой борьбы не только вследствие создавшихся ввиду этого благоприятных условий для развития классового сознания, но и в силу чисто технических причин, облегчавших военную связь между членами одного и того же класса, а также ввиду существующей организации производства вооружения и снабжения им. Эта благоприятная локальная классовая концентрация помогла почти всем буржуазным революциям, а при пролетарских она почти отсутствует.

И среди наемных войск, сохранившихся до нашего времени, мы наблюдаем так же, как и при вооружении, прямое превращение экономической мощи в физическую, происходящее по рецепту Мефистофеля[14]: «Если я смогу заплатить за шесть жеребцов, то разве сила их не станет моею? Я смогу стать настоящим человеком и выезжать, как будто я обладал бы двадцатью четырьмя ногами», причем соблюдалось и следующее правило: «divide et impera!» («разделяй и властвуй!»). Оба эти принципа применялись и к так называемым отборным войскам. С другой стороны, итальянские кондотьеры[15], подобно преторианцам[16] былого времени, наглядно показывают, какое политическое могущество следует приписать обладанию оружием, воинским упражнениям и стратегическому искусству. Наемник смело посягал на княжеские короны, играл ими, как мячом, и стал естественным блюстителем высшей государственной власти. Это явление обычно наблюдается во время общего возбуждения и военных тревог, когда военная власть находится в боевой готовности в руках отдельного владыки; оно повторилось и в наши времена: достаточно вспомнить Наполеона и его генералов, а также Буланже!

История немецких «освободительных войн»[17] является важным показателем того, какое влияние оказывает международное политическое положение на военное дело и на милитаризм вообще. После того, как в ходе неудачно закончившихся коалиционных войн 1806 г.[18] против французской революции феодально-сословное войско Фридриха Великого было стерто в порошок буржуазными армиями Франции, беспомощные немецкие правительства стояли перед альтернативой: либо на длительное время сдаться на гнев или милость корсиканскому завоевателю[19], либо его разбить его же собственным оружием, т. е. с помощью буржуазной армии, созданной на основе всеобщего вооружения. Инстинкт самосохранения и стихийное возбуждение народа толкнули их на второй путь. Начался великий период демократизации Германии, в особенности Пруссии, вызванный давлением извне, смягчивший на время напряженное политическое, социальное и экономическое состояние внутри. Правительство нуждалось в деньгах и армии, воодушевленной борьбой за свободу.

Ценность человека, как такового, возросла. Общественное значение человека, как творца и возможного плательщика залогов, естественное свойство его, как носителя физической силы, носителя разумности, вместе со способностью к воодушевлению, приобрели решающее значение и увеличили его ценность, как это бывает всегда во времена всеобщей опасности; влияние же классовых различий упало: «прусский народ», говоря жаргоном «Военного Еженедельника», «научился подавлять все внутренние распри во время долголетнего чужеземного господства». Как часто финансовые и военные вопросы играли революционизирующую роль. Некоторые затруднения социального, экономического и политического характера были устранены. Промышленность и торговля, значение которых в финансовом отношении стояло на первом плане, получили поддержку, насколько это позволял мелочно-бюрократический дух прусской Германии. Были даже введены или по крайней мере обещаны политические свободы. Народ восстал, буря разразилась, армии Шарнгорста и Гнейзенау, составленные на основе всеобщего народного ополчения, прогнали в великой освободительной войне «исконного врага» за Рейн и привели к постыдному концу потрясателя мира, подкопавшегося под Францию великой революции, хотя эти армии далеко не являлись таким демократическим учреждением, каким их хотели создать Шарнгорст и Гнейзенау. После того как мавр, т. е. немецкий народ, сделал таким образом свое дело, он получил заслуженную благодарность «от дома Габсбургов»[20]. На основе карлсбадских постановлений[21], последовавших вслед за битвой пародов под Лейпцигом[22], явившихся одним из важнейших актов клятвопреступнической и достойной проклятия деятельности Меттерниха и изданных после того, как давление извне было устранено, а реакционному отребью внутри страны предоставили полную свободу, были уничтожены демократические армии эпохи освободительной войны, для которых высокоразвитые в культурном отношении области Германии были уже достаточно зрелыми, но которые должны были рушиться со всеми почти великолепными проявлениями великого народного подъема под тяжестью некультурного господства ост-эльбско-борусских элементов[23].

Беглый взгляд на развитие военного дела, в конце концов, приводит к заключению о том, в какой тесной зависимости находятся способ комплектования и размеры армии не только от социального расчленения на классы, но в еще большей степени от развития техники вооружений. В этом отношении такие явления, как, например, изобретение огнестрельного оружия, явились по существу революцией и одним из знаменательнейших фактов в истории военного дела.

II глава. КАПИТАЛИСТИЧЕСКИЙ МИЛИТАРИЗМ

ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ

Милитаризм не является чем-то специфическим для капитализма. Он скорее свойственен и присущ всем классовым обществам, из которых капиталистический является последним. Конечно, капитализм, как и всякий другой общественный строй, развивает особый вид милитаризма