мимолетные подозрения синхронно вцепились в мой разум, и чем больше я пытался от них избавиться, тем крепче и истошнее они впивались в мое сознание, пробуждая домыслы, которые я когда-то давно забыл и оставил. По моей спине пробежал холодок и, прекратив борьбу с собственными мыслями, я смиренно им поддался. Теперь все стало на свои места. Заприметив встревоженный ужас на моем лице, Елизавета Михайловна кинула на меня свой тяжкий молящий взгляд. Она, пребывая в абсолютно безнадежном отчаянии, сквозь слезы с взволнованной дрожью в голосе произнесла то самое роковое предложение.

— Это я его убила, — сквозь оглушительное дребезжание трескучего режущего грома вымолвила она.

На бурлящем тусклом небе сверкнула тонкая изломанная полоска. Ветер загудел еще сильнее, постепенно превращаясь в бешеный ураган. Я стоял и оглушено смотрел на плачущую Елизавету Михайловну. Я уже ничего не слышал — ее подавленный колеблющейся голосок и вой неумолимой зловещей вьюги слились в единый монолитный шум, отчетливо звеневший у меня в ушах. Все вокруг замерло.

— Умоляю вас, не смотрите на меня так! — упавшим голосом попросила меня Елизавета Михайловна, вытирая холодные горькие слезы на своих замерзших щеках. — Прошу вас, не делайте же этого! Я сама прекрасно осознаю, на что я пошла! Я всего лишь хочу, чтобы вы смогли меня понять, я хочу, чтобы вы хотя бы попробовали поставить себя в мое положение! Я…, — нотка взволнованного сомнения прозвучала в ее надрывающемся от безумного горя голосе, — я ведь даже вас не знаю… Но ведь я одна — у меня вообще никого нет! Никого, понимаете-с? Никого! Я совсем одна! Одна против него! Ах, это был сущий кошмар — каждый день он приходил вечером домой с кабака пьяный и всегда бил меня, мучал, пока я не потеряю сознание! Каждый божий день! И умоляю вас, не поймите меня неправильно, я и вовсе не желала ему смерти или тех страданий, на которые он меня обрек. Нет-с! Я честно молилась Богу, я стояла на коленях и каялась, каялась и всего-то просила, чтобы он ушел и никогда больше не возвращался, испарился, чтобы я о нем забыла и больше никогда не вспоминала. И я искренне думала, что Господь милостив, и что скоро ему удастся вызволить мою потерянную грешную душу! Но я ошибалась. Несколько дней назад мой муж снова пришел домой поздно вечером. Он был страшно пьян. Я помню, как тогда у него тряслись руки, как дьявольски горели его глаза… Он вошел в мою комнату. Я тихонько молилась у красного уголка и нисколько не заметила его. Но он меня заметил. И он был очень зол. Клянусь вам, я знать не знаю, что сделало его таким рассерженным! А если б знала, то я бы непременно извинилась перед ним, честное слово! Но он меня даже не выслушал! Он… он подошел ко мне и так сильно меня ударил, что я очнулась только на следующий день! — мучительно крикнула Елизавета Михайловна, пытаясь приглушить неистовые вопли холодного ветра. — Тогда-то я наконец осознала, что мне уже никто не поможет, и что теперь я могу полагаться лишь на собственные силы. Это было вчера. Утром он ушел, сказал, что придет поздно. Как только он вышел, я тотчас принялась искать его ружье. Когда я его нашла, я достала смесь, которую я изготовила незадолго до этого, и начала тщательно смазывать ею канал ствола. Я знала, что завтра он должен был пойти охотиться на медведей, потому моей задачей было сделать так, чтобы его ружье окончательно заглохло. Судя по всему, так оно и случилось — изготовленная мною смазка просто-напросто загустела на морозе, оружие заклинило и… О, Боже! Какая я грешница!

Окончив свою исповедь, она тут же встала на ноги и в последний раз кинула на меня свой подавленный душераздирающий взгляд.

— Прошу вас, забудьте меня…, — обреченно прошептала Елизавета Михайловна.

Дверь скрипуче захлопнулась, оставив меня одного у заснеженного порога в разгар бушующей метели.

Пытаясь заставить Елизавету Михайловну вернуться, я несколько раз настойчиво постучал в дверь, однако все мои попытки были совершенно безрезультатны. Я развернулся и, пройдя по скользким крылечным ступенькам, поплелся домой чрез шальную непроглядную вьюгу, пока в моем кармане звенел окровавленный складной ножик.

Утром следующего дня буря закончилась, и небо полностью очистилось от мрачной серости. Снова поплыли пушистые облака и ярко заиграло золотистое солнце. На дорогах лежали упавшие деревья и надломившиеся сосновые изумрудные лапы, пробуждая память о вчерашнем шторме. Я медленно шагал в направлении хижины лесника, где я вчера оставил свою собаку под уходом Ивана Ивановича. Вдруг мое внимание захватила необычная сцена — около пятидесяти человек хаотично столпились у какого-то дома и что-то бурно обсуждали, увлеченно беседуя со стоящим поблизости исправником. Я сильнее прищурился. Это была та самая усадьба Елизаветы Михайловны Чапской.

Я без промедления подбежал к этому дому. Меня сковало страшное беспокойство. Сердце мое свирепо забилось, в ушах загудел острый дребезжащий гул. Усталость пыталась сбить меня с пути, забыть обо всем и просто идти своей дорогой, но что-то в глубоко в груди влекло меня к этому неприветливому месту, а отрывки вчерашнего дня никак не давали покоя. Я стал выискивать кого-нибудь, кто мог бы доложить мне о случившемся и подошел к первому попавшемуся мне на глаза человеку. Это была горбатая сухая старушка, опирающаяся на кривую деревянную клюку.

— Прошу меня извинить-с, — сказал я, заглядывая в ее угрюмое морщинистое лицо, — не расскажите ли вы мне о том, что здесь произошло?

Ответ себя долго ждать не заставил:

— А Бог его знает-с! — неприветливо заворчала старуха. — Мистика, милостивый государь, сущая мистика! Приходит к Чапским в этот дом по какому-то делу наш местный исправник-с, стучится в дверь, а никто его внутрь не впускает и на приказы не отзывается. На следующий день он снова делает то же самое, но, как вы понимаете-с, все попытки были тщетны — от Чапских ни слуху ни духу. Пришлось дверь-то выломать, и, представьте себе, Семена Степановича там не оказалось, а несчастная Елизавета Михайловна лежала на кровати мертвая с чашей недопитого яда в руках! Вот так история, милостивый государь, вот так история! Слыхала я, что Семена Степановича кто-то недавно в лесу нашел, но за это не ручаюсь — за что купила, за то и продаю, это вы уж сами разберетесь. Так вы, милостивый государь, что об этом всем думаете, а? Чего же вы молчите-то?

Не промолвив ни слова, я незамедлительно удалился. Признаться честно, я не помню, что именно я