— Он пришел в себя? Он выздоровеет?

Доктор Флетчер повернулся и окинул ее долгим внимательным взглядом. Лесли почудилось, что взгляд этот пронизывает ее насквозь.

— Мы надеемся, — сказал он сдержанно. — Даниэлю лучше настолько, что уже можно рассчитывать на благополучный исход. Правда, он еще впадает в забытье время от времени, но это естественно, учитывая, сколько лекарств мы ему ввели. Кроме того, меня беспокоят его глаза… Но из комы он вышел. — Доктор встал и медленно направился к двери. — Вы уже неплохо выглядите, мисс Стиворт, можно выписывать. За вами кто-нибудь заедет?

На негнущихся ногах Лесли заковыляла вдогонку и, превозмогая острую боль в изрезанных пальцах, крепко уцепилась за край его халата.

— Прошу вас, — полным неприкрытой мольбы голосом проговорила она. — Мне нужно, мне необходимо его увидеть!

— Не думаю, что это было бы разумно. Его нельзя беспокоить и…

— Я его не побеспокою, — перебила она, не отпуская халат Флетчера. Лесли не могла позволить ему уйти, пока он не скажет: «Да». — Я только взгляну на него.

— Скорее всего он сейчас спит.

— Это неважно. — Она с трудом подавила готовые прорваться истерические нотки. — Позвольте мне просто на него посмотреть.

— Хорошо, — неохотно согласился доктор, сам, казалось, удивившись, как быстро он капитулировал. — Но не больше минуты. А если он начнет волноваться — уйдете немедленно.

Лесли благодарно кивнула.

— Конечно.

В кабине лифта они были одни. Доктор Флетчер раздраженно, как будто недовольный собственной уступчивостью, ткнул пальцем кнопку четвертого этажа.

— Должен вас предупредить, — сказал он. — Даниэль… его лица почти не видно из-за бинтов. Он пострадал гораздо сильнее, чем вы.

Лесли машинально прикоснулась к своей поцарапанной щеке.

— Кроме того, — продолжал Флетчер, — мозговые травмы очень коварны. У него… частичная потеря памяти.

Глаза Лесли широко раскрылись от ужаса. Об этом она не подумала. Она, пожалуй, вообще ни о чем конкретном не думала: просто молилась, чтобы он остался жив:

— Вы хотите сказать… — Прислонившись к стенке лифта, она тяжело перевела дыхание. — Вы хотите сказать, он может меня не вспомнить?

— О, вас-то он помнит. — Лифт остановился, и доктор Флетчер замолчал, глядя на медленно раскрывающиеся двери.

Еще раз вдохнув, теперь с облегчением, Лесли побрела по коридору вслед за доктором. Она не знала, смогла бы перенести, если бы он ее не вспомнил. Нет, этого не случится! То, что они испытали в объятиях друг друга, забыть невозможно.

У двери палаты доктор Флетчер остановился и повернулся к ней.

— Мозговые травмы очень коварны, — глядя ей в глаза, повторил он. — Иногда человек забывает все. Иногда — какие-то эпизоды, целые периоды. У Даниэля очень странные провалы памяти. — Глаза доктора сузились. — Избирательные.

Чувствуя себя слабой и беззащитной под его укоризненным взглядом, Лесли растерянно спросила:

— Что вы хотите сказать? Что именно он забыл?

— Всего несколько часов, — доктор Флетчер говорил тихо, будто боялся, что их могут услышать. — Всего один вечер. Вечер, когда все это случилось…

Задохнувшись, Лесли прижала изрезанные пальцы к губам.

Доктор Флетчер заговорил снова. Голос его звучал почти обвиняюще:

— Он не помнит, куда направлялся. Не помнит, почему ехал так быстро. Не помнит, почему Симон его преследовал. Напрочь забыл, как случилось, что автомобиль потерял управление. — Их глаза встретились. — И он не имеет ни малейшего понятия о том, как вы оказались в его машине.

Силы оставили Лесли; застонав, она оперлась рукой о стену.

— Он… Он не помнит?

— Нет! — Это прозвучало, как выстрел в упор. — И попрошу вас иметь это в виду, мисс Стиворт. Я не знаю, что тогда произошло. Но знаю, что мозг Даниэля счел за благо забыть о событиях того вечера, уничтожить, стереть их из памяти. Я врач, и мне хорошо известно, что такие психические сдвиги не случаются без серьезных на то причин. Помните, вам не следует ничего ему рассказывать.

Лекарства наконец подействовали, и Даниэль с благодарностью ощутил, как тело его теряет чувствительность, деревенеет, мысли, и без того неясные, начинают путаться, невыносимая боль в глазах отступает, сменяясь постепенно угасающим розовым туманом, а голос сиделки доносится как будто откуда-то издалека.

Со спокойной отрешенностью, словно глядя на себя со стороны, он подумал, что все это очень странно: он, Даниэль Винтер, всегда так любивший жизнь во всех ее проявлениях, со всеми ее радостями и горестями, теперь предпочитает спасаться от нее, ускользая в небытие.

Впрочем, не так уж это и странно. Если мир вокруг тебя наполнился незнакомыми суетливыми людьми, задающими вопросы, на которых нет ответов, рассказывающими непонятные вещи, в которые невозможно поверить, пожалуй, любой на его месте предпочел бы скрыться в безмятежной, обволакивающей темноте.

В этот момент в его гаснущее сознание ворвался какой-то посторонний шум. Кто-то подошел к кровати.

— Даниэль! — Чей-то голос пытался отыскать его в сгущавшейся мгле. — Даниэль, ты меня слышишь? — Не отзываясь, он все глубже погружался в темноту, слов уже нельзя было разобрать, в ушах звучал лишь голос, мягкий, красивый, но какой-то надломленный, нереальный, как оставшаяся где-то далеко боль, совсем недавно терзавшая его тело. Голос был странно знакомым, и Даниэля вдруг охватила невыносимая печаль, как от тяжелой утраты.

Он хотел было повернуться, но тело тут же пронзила боль. Он замер, прислушиваясь к себе. Удивительно, оказывается, боль в израненном теле выдержать легче, чем эту непонятно откуда взявшуюся печаль. Ну почему его не оставят в покое!

А потом теплые пальцы дотронулись до его руки, и прикосновение это сразу вырвало его из блаженного полузабытья. Когда-то он знал это прикосновение. Шевельнулась пробуждающаяся память. Эти пальцы, этот голос… Нет! Холодный пот выступил у него на лбу, мгновенно пропитав покрывающие его бинты. Пальцы беспомощно задрожали. Ему захотелось найти эту руку, взять ее в свою, согреть, утешить. Но нет — это невозможно! Если он до нее дотронется, произойдет что-то непоправимое, настолько страшное, что даже представить себе нельзя.

Он почувствовал, как тело и мозг раздирает противоречие между отчаянным желанием вспомнить и настоятельной необходимостью забыть. Уходи, беззвучно молил он. Уходи, пока еще не слишком поздно! Неожиданно она подняла его руку. Даниэль ощутил, как губы женщины прикоснулись к ладони, а потом на нее упала слеза. Ослепительная вспышка разорвала темноту. Он вспомнил все!

Любовь. Страсть. Предательство.

О, Лесли, любовь моя! Что же мы наделали!

Свет разгорался все ярче, и, не выдержав жуткого напряжения, память, подобно хрустальному сосуду, со звоном разлетелась на тысячу осколков, которые уже никому не удастся собрать воедино.