– Хорошо, король. Завтра ты покажешь тех, кто поедет с нами, или же я передам тебе карахар.

– Совет окончен.

Вышивать надоело, спутались нитки незаконченного кружева, хоть обрывай их с коклюшек. Тоскливо поскрипывают деревья за окном, гудит надоедливо метель. И хочется, ужасно хочется снова попасть в Офицерские покои! Но так гневался отец, таким ледяным тоном отчитывала мама, что Анна и не пытается нарушить запрет.

Одно спасение - в книгу с головой. Да не из дворцовой библиотеки книгу, а взятую у княгини Наш. Королева не одобряет романы такого рода, и Лада ни за что бы не дала принцессе сочинения Ларнея, но не до того сейчас матери Эмитрия. Что-то произошло между ней и сыном, недаром княжич остановился в Офицерских покоях. Кажется, чтобы спровадить побыстрее принцессу, Лада отдала бы и строго-настрого запрещенные девицам даррские «Наставления невесте». Анна даже пожалела, что не рискнула попросить тяжелую книгу, изукрашенную, по слухам, сотней миниатюр. Но и этот томик в кожаной обложке с позолотой помог утешиться.

Прогорели дрова в камине, нужно было кликнуть слуг, но принцесса продолжала сидеть в кресле, закутавшись в шаль и подобрав ноги. Анна читала «Плач Магды по Ромуну». Рыцарь уехал воевать и оставил в родовом замке молодую жену. За ней-то и повторяла еле слышно принцесса:

– Возлюбленный мой, я хочу быть пламенем костра, что согреет тебя на привале. Я хочу быть деревом, что укроет тебя от зноя. Водой - чтобы напоить тебя и прикоснуться к устам твоим…

Принцесса подняла голову, уставилась невидяще на алые угли. Прикоснуться к губам… Жесткие, обветренные, обкусанные стужей. Притронуться пальцами, легко, самыми кончиками. Почувствовать тепло дыхания… Или так: он возвращается с мороза, Анна встречает и подает чашу с горячим вином. Он обхватывает руками - его ладони поверх ее - и, не отпуская, тянет чашу к губам…

Принцесса тряхнула головой и вернулась к книге:

– Хочу быть гребнем, чтобы волосы твои скользили меж пальцев моих.

Да, и волосы у него жесткие. Провести бы ладонью, убрать их со лба.

– Хочу быть свечей, что разгонит для тебя тьму, и воском в руках твоих, повелитель мой.

Анна бездумно коснулась шеи, повела рукою вниз. Пальцы задели колючую вышивку на парче, обвели глубокий вырез и легли на грудь. Птицей заколотилось сердце. Почудилось - не свои легкие руки, а его, привыкшие держать шпагу и повод коня, притронулись к коже.

Принцесса испуганно столкнула книгу с колен. Матерь-заступница! В холодной комнате в жар бросило. Руки дрожали, пришлось сплести пальцы и спрятать меж колен, сминая ткань. Сердце успокаивалось, выровнялось сбившееся дыхание.

И такая тоска охватила, словно от чуда какого отказалась. Сама, своей волей.

Лежала на полу книга, распахнув страницы. На черно-бело-синей миниатюре Магда застыла у окна, глядя на дорогу, по которой уехал Ромун. Счастливая Магда! Она-то знала, каково это, когда тебя касаются руки, огрубевшие от оружия, и берут так же властно, как держали бы меч или узду необъезженного коня.

Анна потянула, ослабляя, шнуровку на лифе. Дышать стало свободнее, и она приспустила рукава, оголяя плечи. Глубоко вздохнула и сдернула ткань вниз. Показалась небольшая грудь, еще не ставшая пышной, как у придворных дам. Анна накрыла ее ладонями, вздрогнула - собственные пальцы показались ледяными. Странно твердыми были соски, и прикосновение к ним вызвало боль - но такую сладкую, что Анна тихонько полувыдохнула-полупростонала. Воском в его руках…

Лея, не вводи во грех! Не искушай невозможным!

Мурашками пошла кожа, но не оторвать рук. Закрыть глаза, представить - это он гладит ее тело, в его горсти помещается грудь, его пальцы чуть сжимают сосок. Кружится, кружится, кружится голова, сохнут губы, тянет внизу живота - горячо, больно-сладко. И все на свете готова отдать, лишь бы и вправду коснулись те, другие ладони.

Они снова сидели в малой гостиной в Офицерских покоях. Только не пели за стеной, а угрюмо молчали. Темка устал за день, промерз, мотаясь по городу с поручениями, и сейчас отогревался у камина.

– Тут какая хитрость, - говорил Митька, - чтобы охранять границы, роддарцы должны прийти на миллредские земли. А кормить их кто будет? Вот и получается: мятежники, может, и не сунутся, зато свои подчистят. Да и сколько им там стоять? До шакальего облысения? Перейти границу роддарцы не смогут - это уже война с Илларом. Совсем не такая война, какую задумывал князь Крох. Он бы тогда двинулся на Миллред и подставился бы под бок Роддару. А сейчас им самим через медовый край войска пришлось бы вести. Тоже вопрос, как получится.

Темка кивнул. Он давно уже понял, что война - это не только сражения.

– А еще вроде как года два назад с кем-то из вернувшихся наемников в Роддар пришел мор, косил народ несколько месяцев. Мы в Миллреде об этом слышали, их медуницы ездили лечить. Говорят, после Роддар стал скуп, как тот, у кого в кармане дыра образовалась. Еще много что говорят, вот знать бы, сколько в том правды. Есть же какие-то причины, по которым владетель не торопится с войной. Есть, а мы узнать не смогли! - Митька пристукнул ладонью по подлокотнику кресла. - Ладно… Главное, нам дали отсрочку. Но, знаешь, карахаром они не просто пугают, братская клятва есть братская клятва.

– Да что такое этот карахар?

– Черный платок, символ мести. - Митька помусолил руку, стирая с пальцев чернильные пятна. - Карахар рвут на две части и одну из них посылают врагу. Война заканчивается, когда какая-нибудь из половин намокнет от крови противника. Символ, понимаешь? Если его получает глава семьи - это обещание убить всех мужчин. А если король…

– Уничтожить страну, - выдохнул Темка.

– Мы не выдержим войну с Роддаром - сейчас. - Побратим смотрел на огонь. - Получается, нам спасением стало, что королевские войска отступали почти до Турлина, набеги-то в Миллред прекратились. Приехало бы посольство тогда… - Митька не договорил, зябко передернул плечами. - Эдвин согласится.

Темка тоже так думал. Он, хоть и не всегда знал смысл поручений, все равно догадывался, какой ответ готовит король.

– Иди спать, - мягко сказал Митька. - А то в кресле захрапишь.

Темка упрямо мотнул головой: жаль терять время на сон. Как же он скучал! Да, рядом был Марк. Лишившись повода ненавидеть и презирать его, Темка и сам не заметил, как начал восхищаться другом, особенно тем, что самому не давалось. Вот уж по праву, князь Лесс ходит в любимчиках у старого коннетабля! С Марком можно болтать часами, он многое понимает с полуслова. Только ему Темка признавался в честолюбивых мечтах, не боясь, что поднимут на смех. Но как же скучал по Митьке! Непонятному, способному вывернуть наизнанку самые простые вещи и поставить с ног на голову. А он, шакал побери, вдвоем с дядюшкой шатался по приграничным землям. Опасно там: осталось слишком много нищих и озлобленных, потерявших все. Уже не раз и не два приходили сообщения о грабителях, убивающих ради мешка зерна. Сколачивались банды, держащие в страхе округу. Голод делал их жестокими, первая нажива развращала. Навести же порядок в тех краях у Иллара не хватало сил.