Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оттого, выжали его сии дебаты словно тряпку, что бабы на реке после стирки крутили в две, нет в четыре пары рук. До треска. Чтобы даже капелька лишняя не наворачивалась.
Покушал. И завалился подремать. Мозгу требовался отдых. Заодно спросонья можно было бы обдумать все заново. Припомнить кто как реагировать. И постараться прикинуть невысказанное…
А ближе к вечеру пришла Арина.
Он ей сразу по приходу дал поручение — собрать слухи свежие. Особенно те, что вокруг посланников иностранных держав крутятся. Ну и материалы наружного наблюдения. Кто куда ходил и с кем беседы вел.
Но было тихо.
Утечек о том, что с них требовал царь, никто не дал. Видимо поверили увещеваниям, будто османы, узнав о желании русских воевать дальше, станут лучше готовится. Отчего ничего толком не выйдет и придется сворачиваться, прекращая войну как есть. Даже слуги, что у посланников служили, ничего такого не слышали…
— Молчат?
— Молчат.
— А что говорят о том, ради чего отец их вызывал?
— О войне с турком. Дескать, просит вновь возобновить Священную лигу, дабы добить Великую порту. Что ныне к тому самое время. Слаба, ибо. Оступилась. Тяжело ей. Очень тяжело. Так что — самое верное продолжать ее бить. А не отступать в благородстве, давая подняться с колен.
— Ругались?
— Может быть. Но то не слышно было.
— Письма может стали куда какие отправлять?
— Письма да — по столицам отправили. Но о чем в них те люди, что о том узнали, не ведают. Полагают, пересказывают просьбу государя о возрождении Священной лиги и продолжении войны.
— Интересно…
— Отец твой у патриарха ныне был. Ругались о чем-то. Иногда из-за дверей даже крик слышался. Но неразборчивый.
— Когда? — напрягся Алексей.
— После того, как ты ушел от него. Он чуть выждал и побежал на подворье.
— Даже так… — помрачнел царевич.
Догадаться о цели того визита было несложно. Алексей шагнул на тонкий лед, поднимая сложную тему. Медлить с ней действительно было нельзя. Но он помнил, как на него смотрели окружающие аристократы. Не то, чтобы с ненавистью или со страхом. Нет. Странно. Как на дурного или больного. Возможно душевнобольного. И, видимо, семя сомнений он посеял не то и не там.
— Что-то случилось? — тонко почувствовав настроение парня, поинтересовалась Арина.
— Нет. Пока нет. Мне нужно подумать… и да — с патриарха глаз не спускать. Я хочу знать о каждом его шаге.
Глава 2
1699 год, февраль, 1. Москва
— На колено! — скомандовал зычный голос.
И отряд, выстроенный в четыре плотные шеренги присел, держа в руках заряженные мушкеты.
— Задние! Товсь!
И последние два ряда встали, взяв оружие на изготовку и переведя курок на боевой взвод. Причем четвертый ряд сместился чуть в сторону на полшага, так, чтобы просунуть свои мушкеты между голов третьего.
— Пли!
Прозвучал достаточно слитный залп.
— Первые! Товсь!
— Пли!..
Два слитных залпа сразу на четыре ряда, между которыми было секунды три-четыре. Хотя, при желании, как пояснил Алексей, так можно построить и больше линий, дабы увеличить плотность и мощность залпа.
Занятно.
Действенно.
Но никакой принципиальной новизны.
Этот прием вполне употреблялся уже в XVII веке хорошо обученной пехотой для отражения атаки. Его обычно применяли накоротке, по возможности в упор. Отчего он становился крайне результативным, нанося особое опустошение в рядах неприятеля. Определенная же размазанность его по времени позволяло части пораженных солдат противника упасть, открывая тех, кто стоял за ними. Ведь одного бойца дважды и тем более трижды убивать нет никакой надобности…
— В штыки! Марш! — рявкнул командир.
Зазвучал барабан.
И эти четыре шеренги, перехватив свои мушкеты с загодя примкнутыми штыками, двинулись вперед. Первая линия — опустив мушкеты на уровень пояса. Вторая — взяв так, чтобы колоть через плечо первой. Третья и четвертая — удерживали их в небо с готовностью перехватить по ситуации.
Прошли полсотни шагов.
Ровно. Аккуратно. Не допуская разрывов и сохраняя равнение.
— Стой! На плечо! Смирно!
Солдаты отработали.
И царь с сопровождающей его свитой начал обход этих ребят.
Поглядел.
Отошел.
Махнул рукой.
И смотр Бутырского полка, производимый по просьбе Патрика Гордона, продолжился. Сам он присутствовать не мог из-за тяжелой болезни. Но за полтора года добрым образом натренированные солдаты действовали слажено.
И вертелись, меняя фронт.
И перестраивались в каре, а потом обратно в шеренгу.
И собирались в походную колонную из двух основных построений, а потом в них обратно разворачивались.
Ловко.
Муштра, конечно, мало кому нравится, но выучку она поднимала очень сильно. Особенно когда требовалась слаженность действий, доведенных до автоматизма.
Никто не толкался.
Ни у кого ничего из рук не валилось.
При стрельбах и выполнении строевых приемов, никто не путался и не мешкал. Быстро и ладно проводя все операции…
А потом были стрельбы на скорость.
Те самые, которые Алексей пытался внедрить по всем московским полкам. Но получилось только применить лишь в Бутырском полку, да и то — из-за упорного и энергичного давления Патрика Гордона.
— Стой! — рявкнул командир, отслеживающий время.
И строй замер в позиции на изготовку.
— Пять выстрелов! — торжественно произнес Лефорт, весьма впечатленный результатом.
— Шесть, — поправил его Алексей. — Заряжаться то они стали с командой. А если бы перед тем изготовились, то и этот залп бы успели дать.
Конечно, натяжка.
И царевичу было крайне неприятно, что бойцы никак не могут выйти на стабильные шесть, а лучше семь выстрелов, как у пехоты Фридриха Великого. Но даже пять выстрелов, которые организованно давали эти бойцы по меркам 1699 года выглядели чем-то невероятным. В то время как в лучших европейских армиях обычно довольствовались двумя, в крайнем случае тремя.
Посему царь хоть и выслушал сына, но отмахнулся.
Он и сам видел — еще несколько секунд и дали бы шестой.
А так…
Это все казалось мелочь. Потому как он прекрасно представлял себе огневое воздействие пехоты, ведущей столь частый огонь.
— Отчего же иные полки не упражнялись в этом деле?
— Бутырский полк выделен генералом Гордоном под опыты. — пояснил князь Михаил Михайлович Головин. — Предложения царевича выглядели очень смелыми и до получения успеха в них Алексей Семенович Шеин не желал распространять сию практику на все полки.
— Кроме штыкового боя, — поправил его Борис Петрович Шереметьев.
— Да и то — ограниченно, — добавил Алексей. — Учеба штыковому бою велась спустя рукава. А дело стоящее.
— Да… да… — покивал царь.
На Шеина он был зол со времен бунта. Подозревая его в том, что колебался, что едва не перешел на сторону Софьи. Если бы мог…