кожу сразу на трех клеточных уровнях…», «Новая очищающая маска создана на основе минеральной морской глины с северного побережья японского острова Хонсю…», «Увлажняющий крем содержит редкие брегатовые водоросли, улавливающие влагу и не дающие ей испаряться с поверхности кожи…» Кремы бывают вечерние, дневные, утренние, закатные, полуденные, для век, для щек, для лба, для ног, для рук, для подмышек, ягодиц, спины… Потребности становятся бездонными и необъятными, вырубаются леса, загаживаются реки, атмосфера утекает в озоновую дыру.

А как быть с наработанной веками человеческой мыслью? Люди решали высокие задачи, пытались постичь смысл жизни, понять, что есть добро и зло. Где это все? И ладно бы остался в обиходе дурацкий лозунг, мол, человек создан для счастья, как какая-то там дурацкая птица для дурацкого полета! Так нет. Оказывается, «человек создан для комфорта и секса» — это внушают нам современные идеологи. А две тысячи лет христианства куда? Псу под хвост? Вот, например, Иоанн Дамаскин…

Янка закрывала уши, смеялась мне в лицо, а потом кричала:

— Мать, как ты наивна!

Этой фразой она доводила меня до бешенства. Ответить ей я могла только одним:

— Дочь, помяни мое слово, ты плохо кончишь!

Все, остановите меня! Про мои отношения с Янкой я могу рассказывать бесконечно. Следующий звонок я, как обязательный человек, сделала неведомому Игорю. Надо же было передать ему белый конверт. Судя по телефонному номеру, он жил где-то в центре. К телефону никто не подошел. Позвонила через час — тот же результат.

А дальше началась игра. Я набирала номер и попадала не туда. Потом было занято. Когда я перебранилась с половиной Москвы и к телефону наконец подошел Игорь, то сразу выяснилось, что никакого конверта из Рима он не ждет и вообще я ошиблась номером. Проверили, действительно ошиблась.

Только к вечеру совпало все, раздраженный женский голос согласился, что это именно тот номер, который записан у меня на бумажке. И вообразите, это была прачечная, работающая без выходных. Безумная Вероника дала мне не тот номер. Она любит записывать нужные номера на случайных листках. Ну, стало быть, предсказания тетки сбылись. Игорь не получит передачку из Рима. Не ехать же мне к Веронике на Соколиную Гору за правильным телефоном. Да и не найдет она его уже никогда.

Я решила выкинуть конверт в помойку, но остановила себя. У меня суеверное отношение к фотографиям. В конце концов, это застывшие живые люди. Я зримо представляла, что они будут лежать, соприкасаясь лицом с картофельной шелухой и прочей гнилью. В мусоросборниках шныряют крысы. Моя покойная свекровь говорила, что фотографии даже незнакомых людей нельзя выбрасывать в мир беспризорными, это плохая примета. Хочешь избавиться от фото, его надо сжечь. Где это я буду устраивать костер в современной квартире? Пусть полежат чужие знакомцы. Может, произойдет чудо, и Вероника вспомнит нужный номер телефона.

* * *

Первое, что подвернулось под руку на следующее утро, был белый конверт. Ни при каких обстоятельствах Елизавета Петровна не стала бы вскрывать чужие письма. Но в этом конверте хранились уже ничьи тайны. Она не знала получателя, не видела отправителя и, движимая не столько любопытством, сколько чувством неудобства от невыполнения чужой просьбы, вскрыла конверт.

Четыре фотографии одного формата, яркие, глянцевые, как конфетные обертки. А это что такое? CD-диск. Зачем? CD-диск был обернут в белую бумагу, неудивительно, что Вероника его не заметила.

Легкий холодок пробежал меж лопаток, сердце откликнулось аритмией, от напряжения вдруг заныла шея. Дискеты, CD-диски, принтеры и файлы принадлежали совсем чужому миру. В библиотеке были компьютеры, но Елизавета Петровна не подходила к ним на пистолетный выстрел. На этих новомодных машинах работали две молодые сотрудницы, и, если надо было быстро уточнить номер каталога или проверить сохранность научного фонда, она обращалась к ним и со скрытой опаской наблюдала, как порхали по клавишам легкие наманикюренные пальцы. Если честно говорить, Елизавета Петровна до сих пор была уверена, что если монитор напрямую подсоединить к сети и антенне, то он будет работать как телевизор.

Если нормальный человек посылает пояснение к фотографиям или частное письмо, то он пользуется писчей бумагой. А уж если у него что-то написано на диске, то не проще ли послать сообщение по интернету? Или она чего-нибудь опять не понимает? А если эта пластмассовая штучка таит в себе какую-то опасность, то ее надо немедленно выкинуть. Тайной информации, записанной таким способом, будет вполне уютно в помойке, а фотографии она сожжет на свечке.

Кто же эти люди — в фас и в профиль? Вначале она видела только уши, носы, галстуки и воротники, потом всмотрелась внимательнее. Первая фотография была сделана в музее или на выставке. На отрешенно-белых стенах висят полотна в рамах, рисунок и композиция не угадываются, сплошные пестрые пятна, отдаленно напоминающие подсолнухи, лица малайцев или плавающие в пруду дыни. В углу помещения высится громоздкая скульптурная композиция — нечто вроде поставленного на попа железного таракана.

В этой декорации разместились четверо людей. Дама в синем платье с V-образным воротом и гранатовыми бусами, судя по умильному выражению лица, рассматривала нечто не попавшее в кадр и принадлежавшее культуре, двое носатых мужиков, их профили словно рисовали под копирку, вели свой оживленный разговор, а на переднем плане торчал молодой узкоплечий мужчина с прилизанными волосами, в темных очках и белой спортивной куртке. Прилизанный выглядел очень независимо, руки в карманах, вид надменный, он явно собирался к кому-то обратиться, еще секунда, и он откроет рот. Елизавете Петровне он не понравился. А дама в бусах понравилась. У нее были очень густые, пряменькие брови, придававшие ей вдумчивое выражение лица, и очень длинные мочки ушей, серьги небось носила по килограмму.

На втором снимке три мужика стояли рядом с роскошным красным лимузином: один затылком к зрителям, другой в профиль, третий в фас. Похоже, ни один из них ранее не интересовался искусством, во всяком случае, на первом снимке их не было. Тот, который в фас, имел приятное лицо, не из интеллектуалов, а так… простодушный тип, герой второго плана. Пушистые белые волосы и очень выразительные брови. Свет так падал, что они казались шелковыми, так и хотелось их погладить. Нет, пожалуй, он все-таки герой первого плана. Огромный, выше всех на голову, лицом он был похож на молодого Твардовского или Есенина… Словом, приятный. А насчет мужчины в профиль Елизавета Петровна, пожалуй, ошиблась. Похоже, тот же хищный нос уже обнюхивал выставку. Но на первой фотографии у него были залысины, а здесь их нет. Бывает… может, в