Он больше ничего не добавил на эту тему, но ему и не нужно было. Эмма знала его родителей. Они во многом походили на ее собственных. Обе семьи ворочали большими деньгами. И те и другие пытались втянуть своих отпрысков в династические игры.

Но Эмма оставалась незамужней, постоянно сопротивляясь попыткам родителей «отдать ее в хорошую семью». Порой ей казалось, что Иствик живет по средневековым правилам. Толстосумы, среди которых она выросла, были убеждены, что сексуальность — это товар, и что умная женщина должна сделать выгодную партию, используя все имеющиеся средства.

Возможно, это и есть настоящий мир, по крайней мере, все вокруг твердили ей об этом. Так много людей, похоже, думают, что женщина приукрашивает отношения, называя их «любовью», когда в действительности это не что иное, как сожительство. Секс — мощное средство, которое женщина использует, чтобы поймать лучшего парня. Друзья считают, что Эмма наивна, если думает иначе. Она никогда не спорит с ними, она просто не желает ломать себя. Возможно, сказок не бывает, но она предпочитает оставаться одна, чем жить так, как живет большинство окружающих ее людей.

Эмма мысленно отругала себя. Бог знает, отчего ее мысли вдруг потекли в этом направлении. Видимо, присутствие Гаррета вызвало воспоминания о том безумном, трепетном возбуждении, которое она испытывала к нему тогда и которое не имело ничего общего с сексом ради выгоды. Она безумно хотела его всем своим молодым семнадцатилетним телом.

— Где ты собираешься остановиться? — поинтересовалась она, чтобы отвлечься от опасных мыслей.

— С родителями. — Он вздохнул. — Честно говоря, это последнее место, где бы я хотел быть, но для начала мне нужно получить более ясную картину происходящего с моей сестрой. Возможно, они не близки с Каролиной в эмоциональном плане, но я надеюсь, они хоть что-то знают.

Гаррет повернулся и, казалось, на время позабыл о семейных неприятностях. Какое-то мгновение он смотрел на ее лицо, обрамленное лунным светом, на ее спокойную улыбку. Словно они были одни во всей вселенной.

— Я рад, что встретил тебя.

Так откровенно. Так похоже на него.

— Я тоже. Приятно снова повидать тебя. Жаль, что при таких обстоятельствах, но…

— Я думал о тебе. Много раз. — Он не опускал глаза. — Я знаю, что обидел тебя, Эмма.

— Да, обидел. Но с тех пор много воды утекло. Мы оба были слишком юными.

— Ты была мне небезразлична. По сути, я любил тебя. — И снова его взгляд заскользил по ее лицу, волосам, губам. — Правда любил. Я никогда не хотел оставлять тебя, причинять тебе боль. Просто я был ужасно зол на то, что меня здесь заставляют жить жизнью, которой я не желаю жить, постоянно был на ножах с отцом. Я не мог остаться в городе.

— Я понимала это тогда, понимаю и сейчас, Гаррет. Обида давно прошла, честно. — Эмма улыбнулась. — Сказать по правде, я тоже иногда думаю о тебе. Когда рана затянулась… остались только хорошие воспоминания.

Он усмехнулся.

— Что я помню, так это накал возбуждения, такой чертовски сильный и болезненный, что я боялся, как бы он не убил меня. Все эти вечера, которые мы проводили на одеяле в парке, помнишь? Остаток ночи я обычно проводил под холодным душем.

Эмма уже давно не была застенчивой девчонкой, которая краснеет, когда парень пытается заигрывать с ней. Но что-то в его глазах, электризующая энергия его близости заставляла ее пульс биться быстрее. Слишком отчетливо она ощущала его присутствие. Эмма призвала на помощь все свое благоразумие и перевела разговор на более нейтральные темы.

Гаррет, видимо, хотел поскорее вернуться к сестре, но эти несколько минут на свежем воздухе немного разгладили напряженные линии его лица. Эмма коротко познакомила его с последними событиями в городе, рассказала о последнем скандале — смерти Банни Болдуин и исчезновении ее дневников. Заметив, что он украдкой поглядывает на часы, Эмма встала.

— Возвращайся к Каролине, — посоветовала она. — А мне надо домой, немного поспать.

— Да, мне пора возвращаться, но я еще не спросил о тебе. Ты… ты замужем?

— Я помолвлена. — Едва эти слова сорвались с губ, Эмма почувствовала укол вины, потому что за весь вечер ни разу не вспомнила о Риде. Не то чтобы она сделала что-то дурное. Она не прикасалась к Гаррету, не целовала его и вообще не совершила ничего предосудительного. И все же, едва она произнесла «помолвлена», выражение его лица тут же изменилось. Он не перестал улыбаться ей, но… свет в его глазах погас. Эмме даже показалось, что она заметила тень разочарования на его лице.

По пути домой она вынуждена была признать, что обманывает себя. Пусть она не прикасалась к Гаррету, но думала об этом. Пусть она не принимала всерьез слова Гаррета о том, что он чувствовал тогда, но ее сердце колотилось, как у молоденькой девчонки. Возможно, она не сделала ничего дурного, но ее эмоциональная неверность Риду была очевидна.

Когда она, наконец, добралась до дома, то чувствовала себя такой уставшей, что тут же бросилась на постель в надежде заснуть. Но не тут-то было. Мысли о Гаррете и их внезапной встрече не покидали ее.

Это не имело смысла. Он неподходящий мужчина. Рид — подходящий мужчина, и он тот, за которого она собирается замуж. Так почему же она никак не может перестать думать о Гаррете?

Утром, пообещала себе Эмма, она первым делом позвонит Риду. А до тех пор отбросит все мысли о человеке, когда-то разбившем ей сердце.

По крайней мере, попытается.

Гаррет, должно быть, задремал, потому что, когда он открыл глаза, шея и колени затекли от сидения на неудобном больничном стуле. Настенные часы показывали два часа ночи, и… глаза его сестры были открыты.

Мужчина вскочил со стула, позабыв про усталость, и взял Каролину за руку. Он ненавидел больницы. Не знал, что говорить, что делать. Один лишь взгляд на пугающе бледное, печальное лицо сестры — и ему захотелось пристрелить кого-нибудь.

— Гаррет, — невнятно пробормотала она, однако одним этим словом сумела передать облегчение и любовь при виде него.

— Прости, что так и не позвонил тебе, — произнес Гаррет. — Не знаю, почему ты это сделала, сестричка, но я помогу тебе все наладить.

Она слабо покачала головой.

— Ты не можешь. Но… спасибо, что приехал. — Она облизала пересохшие губы. — Люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя и хочу, чтобы ты отдыхала. Мы не станем ни о чем говорить, пока ты не будешь готова. Я пробуду здесь столько, сколько нужно. И не позволю никому давить на тебя, клянусь…

— Гаррет… — Ее пальцы слабо обхватили его запястье. — Я знаю, ты хочешь помочь мне, но ты не можешь. Никто не может. Я совершила нечто… ужасное.

Она уснула прежде, чем успела сказать что-то еще. Мало что могло потрясти Гаррета, но раскаяние и страх в голосе сестры буквально ошеломили его. Взволнованный до крайности, он сидел, пока не пришла медсестра и не выпроводила его в коридор. Он не стал возражать, потому что Каролина явно нуждалась в отдыхе, да и ему самому не помешает немного вздремнуть.