Кровь, что лилась по подбородку и шее, засохла, но на самой ране нет. Большим пальцем руки он дотронулся до раны, собрал им оставшуюся кровь и поднес к своим губам. Облизнул, словно для него моя кровь была самым любимым лакомством. Меня снова начало тошнить. Этот жест выглядел пугающе. Может быть для него и дьявольски порочно, но для меня отвратительно и совершенно не возбуждающе. Мой покровитель ухмыльнулся, а затем снова поднялся на ноги. Послышался звук отстегивающейся пряжки, и я поняла, что он собирается делать.

- Продолжай. - Произнес он совершенно обыденным тоном, будто мы находились не в комнате, похожей на помещение, для пыток, а в спальне. Словно он меня не бил и не угрожал, а ласкал и покрывал поцелуем каждую часть тела. Я испуганно подняла на него глаза. Дрожащими губами и таким же голосом произнесла:

- Что, прямо сейчас?

-Да. А что тебя так удивляет? Думаю, мои люди ударили тебя не настолько сильно по голове, чтобы ты могла забыть о том, что должна удовлетворять меня в любое время суток. Тогда, когда я пожелаю. И сейчас я желаю тебя. Открой ротик. - Произнес полу шутливо, полу грозно мой покровитель, и мне ничего не оставалось, кроме исполнения его приказа. Его пожелание, ведь оно для меня подобно закону. Его возбуждённая каменная плоть нетерпеливо ворвалась в рот, заполнив его до предела. Мужчина взял меня за волосы, намотав их на кулак, и хрипло застонал, когда стал вдалбливаться в мой рот на всю длину мужского достоинства. И ему было наплевать, что я стала задыхаться, а из глаз полились слезы, обжигая лицо...

Тусклый свет пробрался через старые окна в маленькую комнатушку общежития. Девушка, находившаяся в ней, проснулась и откинула колючее одеяло, которое уже успело исцарапать нежную кожу лишь потому, что на нём отсутствовал пододеяльник. К сожалению, денег в этом месяце не хватило на новое постельное белье, хотя предыдущее уже испортилось, и его можно было только пустить на тряпки. В нос тут же ударил мерзкий запах, распространившийся по всему помещению.  Сложно было определить, чем пахнет. Скорее всего соседи в очередной раз подкинули под дверь бедняжки свой мусор, или же решили поэкспериментировать и приготовить специфические блюда из испорченных продуктов, что тоже случалось не впервой.

Девушка, поморщив свой аккуратный прямой носик, подошла к окну и распахнула его, чтобы этот мерзкий запах поскорее выветрился, но она знала, что даже после тщательного проветривания в комнате будет пахнуть крайне неприятно. Сыростью, плесенью, ржавчиной, в общем, всем старым. Тем, что пропитало стены, ткани, мебель, матрас. Въелось с такой силой, что никакая уборка не поможет. Не спасет и постоянное поддержание чистоты, потому что не все жильцы общежития были на такое способны. Этот запах не покидал девушку. Она постоянно чувствовала его. Везде. Да, кажется, именно такой запах имеет нищета.

Юная особа принюхалась к своей заношенной пижаме и поняла, что та уже успела впитать в себя этот едкий, противный амбре. Немедленно сняла ее со своего тощего тела и отбросила в сторону. Поежилась, все тело моментально покрылось мурашками, ведь на дворе стояла холодная, жестокая зима, а ее маленькая комнатушка, естественно, никак не отапливалась. Девушка направилась к маленькому комоду, где умещались все ее вещи, как летние, так и зимние. Она невольно остановилась возле зеркала, и обладательница отражения так и не смогла разглядеть в нем ничего хорошего.

Блеклые и потерявшие всякий блеск, волосы, впалые щеки, и до неприличия огромные, темные круги под глазами. Они занимали чуть ли не часть ее маленького личика, а потрескавшиеся, пересохшие губы казались абсолютно безжизненными. С отсутствием даже самого малого намека на природный красивый и сочный окрас. Большие глаза, окантованные длинными ресницами выглядели огромными на ее худом лице. Бледный оттенок кожи был настолько светлым, что казалось, будто в отражении она смотрит не на саму себя, а на какой-то ходячий труп. Куда бы не направила свой взор, отовсюду торчали кости, и ей не хотелось продолжать это псевдо любование.

Девушка внимательно посмотрела на ребра, которые ещё вчера казались ей сносными, а сегодня выпирали больше, будто за ночь она скинула ещё, как минимум, три кило. Тряхнув головой, юное создание закусило свои губы, чтобы не расплакаться, и все-таки добралось до комода, из которого вытащило свитер и теплые брюки, которые более-менее нормально смотрелись на ее тощем теле. Вроде бы она работала, вроде бы уже, как два года, не жила в этом аду под названием «детский дом», но казалось, даже там девушка не выглядела настолько плохо, как сейчас. Ее мизерной зарплаты хватало только на самое необходимое, хотя иногда приходилось экономить и на нужном. Конечно, ей платили бы больше в кафе-баре, где она работала вот уже почти год простой официанткой, но только в том случае, если бы девушка оставалась работать ночью, обслуживая пьяных мужиков. Но она всегда отказывалась, предпочитая не всегда быть сытой, зато чувствовать себя в полной безопасности. Ведь она знала, что ночью, пребывая в компании пьяных мужчин, с ней может произойти все, что угодно. Над ее молодым, нетронутым и невинным телом запросто могли бы надругаться, что сломало бы Викторию в одночасье.

Нет, она никогда не допустила бы такого исхода событий. Девушка решила, что будет ждать своего единственного и неповторимого, которому и решится подарить девственность. Поэтому весь день Виктория обслуживала посетителей в простом, даже можно сказать, захудалом кафе, а вечерами гуляла по знакомым улицам и читала книги, спасаясь от своего одиночества. Ведь у нее никого не было. Не было ни семьи, ни друзей, ни даже дальних родственников. Одна. Совсем одна.

Выживала, как могла, и не ломалась, но чувствовала, что постепенно силы сходят на нет. Ее угнетала эта бедность, которая затягивала неумолимо, жестоко, не оставляя ни малейшего шанса на спасение. Чем больше Виктория пыталась из нее выбираться, тем сильнее нищета поглощала, как мерзкое поганое болото, из которого, как она думала, уже никогда не выбраться. Девушку убивало и одиночество. Она прекрасно понимала, что не может ни к кому обратиться, ее некому защитить. От осознания своей беспомощности, беззащитности и слабости становилось больно и тошно, но Виктория, как могла, пыталась не заострять свое внимание на этом. Жила, как жила, и уже давно со всем смирилась. Но на душе легче от этого, к сожалению, не становилось.

Девушка не сразу смогла взять себя в руки после этих гнетущих мыслей, но все же у нее получилось. Натянув на себя одежду, Виктория подошла к холодильнику, которому уже давно нужно было отправиться на металлолом или же на свалку, но он все еще присутствовал в ее малюсенькой комнатушке, потому что возможности приобрести другой, более продвинутый, не было. Открыла дверцу и внимательно оглядела его содержимое. Там был только пустой суп и два йогурта, которые девушка купила вчера, чтобы хоть чем-то побаловать себя на завтрак. Достала их и стала есть с большим аппетитом и улыбкой на лице. В голове Виктории крутились мысли о том, что она, наконец-то, съела хоть что-то вкусное. Девушка опустошила содержимое маленьких пластиковых стаканчиков в обертке и отправила их в мусорное ведро. Накинув на себя легкую курточку, которая для такой суровой зимы точно не подходила, хотя бы потому, что была больше предназначена для теплой осени, но деваться бедняжке было некуда.