В почему-то темном холле Эстель не сразу сориентировалась, куда ей идти. Она уже давно не жила в этом большом доме, да и когда жила, ту часть, которая предназначалась для парадных приемов, посещала крайне редко. А сейчас она предпочитала уютную квартирку поближе к работе.

Неожиданно на своем затылке Эстель ощутила чье-то тяжелое дыхание.

— Привет, крошка, вот уж не думал, что тебе нравятся такие волосатые мужланы.

— Привет, Эд. Я была бы тебе благодарна, если бы ты перестал дышать мне в ухо как паровоз.

Эстель чувствовала его руки на своих плечах. Она знала, что, если сейчас попытается высвободиться из его объятий, на ее нежной коже останутся следы от пальцев. А ей только этого не хватало.

Эд развернул ее и прижал к стене, навалившись всем телом.

Не думала, что стена так близко, поразилась Эстель.

Эд начал приставать к ней еще до того, как она пошла учиться в университет. Но Эстель давно подозревала, что его постепенно нищающую семейку интересует не она, а ее наследство. А так как все знали, что старый Уэлч, пока еще был жив, согласился бы на любую кандидатуру, лишь бы его внучке было хорошо, даже прыщавый Эд, отягощенный наследственным алкоголизмом и страстью к игре, мог рассчитывать на согласие старика. Но Эстель терпеть не могла Эда, а после того что он выкинул, когда она ездила в Рим, и подавно... Да его вообще убить было мало!

— Что тебе надо? — как можно спокойнее спросила она.

— Почему ты спишь с ним, а не со мной? Тебе нравятся такие... — он начал подбирать подходящее слово, — обезьяны. Тебе нравится, когда тебя крепко держат волосатые руки гориллы?

— Странные эротические фантазии, Эд, — ледяным голосом ответила Эстель. — Это алкоголь или наркотики?

— Почему эта обезьяна, это посмешище, а не я?!

— Хотя бы потому, что у него в штанах есть то, что у тебя не выросло. А у тебя будет сейчас глазунья с сосиской, если ты меня не отпустишь.

— Ты мне угрожаешь, сучка?!

Эстель изо всех сил ударила его коленкой в пах. От острой боли Эд согнулся почти пополам.

— Нет, просто предупреждала. Можешь не подходить ко мне прощаться. Пока, Эд.

Ей хотелось, чтобы этот отвратительный тип начал ее преследовать, хватать за руки, чтобы она могла вцепиться ногтями ему в лицо, разодрать его до крови, вырвать все волосы на его голове. Но давний претендент на ее наследство предпочел тихо поскуливать в темном углу холла.

Значит, придется все же Ричарду пострадать сегодня. Ну и поделом, решила она, распахивая двери в гостиную.

2

Эд действительно не подошел к ней попрощаться. Что, впрочем, ни в коей мере не обеспокоило Эстель. Но и не обрадовало. Она видела, как на нее смотрит мать, а гнева Сары она боялась больше всего на свете. Когда был жив дедушка, он мог укротить свою дочь и часто заступался за внучку. А кто теперь может ее спасти?

— Ты не знаешь, почему Эд не подошел попрощаться? — с плохо скрываемым подозрением в голосе спросила Сара дочь. Она уже давно заметила, что молодой человек совсем не против завязать отношения с ее дочерью. Эд Сару вполне устраивал, а вот почему Эстель не хотела даже слышать его имени, она не понимала, но, как женщина, могла догадываться. Ведь сердцу не прикажешь. И все же она постоянно боялась, что ее дочь выкинет что-нибудь этакое, что навсегда испортит ее отношения с Эдом.

— Мне кажется, у него надолго отпадет желание общаться с противоположным полом, — пожала Эстель плечами. Вот об этом инциденте матери совершенно знать не нужно. Хватит и того, что натворил Ричард.

— Эстель, ты вновь что-то от меня скрываешь. — Сара явно о чем-то догадывалась, а теперь обвиняла свою дочь в новом нарушении правил.

— Мам, давай поговорим обо всем потом. Когда гости разъедутся.

— Думаю, мы так и поступим.

Эстель передернула плечами от того холода, которым ее обдало презрение матери. Уж что-что, а показать свое отношение к происходящим событиям или человеку Сара умела, как никто другой.

Когда за последним гостем закрылась дверь, она повернулась к дочери и пристально посмотрела на нее.

— Ты заметила, что никто не сказал о моем вечере, будто он был восхитительным, очаровательным?

— Ну и что? Мне показалось, что все... э-э-э... — Эстель не сразу подобрала нужное выражение, — надолго его запомнят. Это ведь тоже неплохо.

Вместо ответа Сара бросила на нее еще один полный ледяного презрения взгляд, молча развернулась и пошла в кабинет. Эстель поняла, что ей сейчас придется туго. В те редкие дни, когда дедушка ее за что-то отчитывал, он всегда приглашал внучку в свой кабинет. После его смерти Сара переняла эту привычку. И чем старше становилась мать, тем больше она напоминала Эстель деда, особенно когда сердилась. А вот это Эстель совсем не нравилось. Ей не хотелось ссориться с матерью. Она прекрасно понимала, что эта ссора может стать последним разговором в их жизни. Уж слишком они обе были похожи на «бешеного старика Уэлча», как о нем говорили многие, кто хорошо знал его.

— Я в растерянности, — начала Сара. — Как ты могла?!

— Но... что я такого сделала?!

— Ты привела к нам человека, который совершенно не подозревает о том, как надо себя вести в обществе. Этим ты разрушила все, что я так тщательно, по крупицам, собирала все эти долгие годы. Ты разрушила честное и чистое имя Уэлч!

— А тебе не кажется, что уже одно мое существование бросило пятно на так тщательно охраняемое тобою имя? — зло поинтересовалась Эстель.

— Если ты хочешь сделать мне больно, чтобы отвести от себя мой гнев, зря стараешься. Все равно нам придется решить, как мы будем жить после того, что сегодня произошло. И запомни, Эстель, я уже сполна расплатилась за свою ошибку.

— Значит, ты считаешь меня ошибкой?

— Судя по тому, что у меня в итоге получилось, да.

— Очень мило. Кажется, мне тоже не помешает выпить, если родная мать говорит, что сожалеет о моем рождении.

— Прекрати! — крикнула Сара. Она несколько секунд молчала, пытаясь успокоиться. — Если ты настолько глупа, что не понимаешь, о чем я говорю, неудивительно, почему к тебе липнут одни недоумки.

— Я бы тоже просила тебя, мама, выбирать выражения. Ричард не недоумок. Просто он...

— Что он? Просто тупица?

Эстель почувствовала, что мать готова взорваться. Но уже не могла остановиться.

— Нет, он не тупица. Просто он очень боялся того, что должно было произойти. Он боялся встречи и с тобой, и с этой толпой чванливых баранов.

— Значит, люди, с которыми мы жили рядом столько лет, с которыми дружили, для тебя всего лишь чванливые бараны?! А я кто? Овца?!

— Не говори так, пожалуйста. Я всегда считала, что ты тоже не слишком высокого мнения о тех, кто нас окружает. И вообще, я не понимаю, зачем ты столько лет с маниакальным упорством билась за то, чтобы нас приняли в этом обществе.