Время тянулось чудовищно медленно. Кассия никогда не стреляла в людей. Руки у нее тряслись, а по спине пробегали мурашки. Сэм жестом попросил девушку опустить оружие и отойти.

Дверь распахнулась, крепкий детина на мгновение остолбенел, сообразив, что угодил в западню. Тревор нырнул вбок. Просвистела стрела Сэма, и разбойник рухнул как подкошенный. Перед тем как зажмуриться, Кассия увидела, как Трев перепрыгнул через тело и скрылся в полумраке хижины. Послышались звон клинков, страшный вопль… И вдруг все стихло.

— Все закончилось. — Сэм ободряюще похлопал девушку по плечу.

Обшарив карманы убитых, Трев нашел две золотые монеты.

— Сдается мне, это те самые ребята, которые удачно колдуну руины продали, — глубокомысленно произнесла Кассия и поежилась: — Куда их теперь? Бетрезеновы дети!

— А по губам? Это нам можно. Тебе — нет. Забыла? — сердито рыкнул Тревор, но, смягчившись, добавил: — Никуда. Волки займутся.

Он выкатил из хижины два бочонка пива и с помощью Сэма погрузил их на повозку…

Когда победители выехали на дорогу, радости незадачливого бюргера не было предела. Он беспрестанно благодарил смельчаков, жал им руки и предлагал найти его в городе…

Сумерки застали друзей далеко от места назначения. Трев дал команду разбить лагерь. Парни спали по очереди, чтобы никто не рискнул напасть на компанию у жаркого костра — ни человек, ни зверь. А утром все трое продолжили путь.

Земля постепенно становилась топкой. Воздух пах сыростью. Кассия свернула с дороги на тропу, бежавшую среди плакучих ив. Она не особенно хорошо знала эту часть леса, но Саймон рассказывал, что найти Виллоу несложно, если внимательно смотреть и не пропускать метки. Сам он время от времени навещал неприятную старуху, чтобы убедиться, не померла ли та.

Докучливый гнус пищал и роился над головами. Хлябь неожиданно превратилась в мощеную дорожку. Ивы расступились, и взорам открылась усыпанная ярко-желтыми цветочками поляна, посреди которой расположился дом ведьмы. Зеленая шапка мягкого мха покрывала крышу, увенчанную рогатым черепом. Скрипели на ветру предоставленные сами себе ставни.

— Иди первой, — предложил Тревор. — Старушки и дети меня не любят. А у тебя и повод есть для визита.

Он не хотел показывать, что трусит. О прелестях ведьминых проклятий болтали много всякого, такого, чего и врагу не пожелаешь.

В напряженной тишине подала голос одинокая лягушка. Кассия достала свиток пергамента и направилась к двери. Молчаливый Самуэль бесшумно двинулся за ней. Помешкав немного, догнал друзей и Трев.

Девушка опасливо постучала.

— Не заперто, — отозвалась старуха.

— У меня к вам письмо, — громко объявила Кассия.

— Как интересно, можешь войти.

Кассия, а за ней и ее друзья с опаской переступили порог. Ведьма сидела в кресле у потухшего очага и вязала. Быстрое мелькание спиц в ловких узловатых пальцах гипнотизировало. Девушка взглянула на забинтованную сальной тряпкой ладонь старухи. Почему-то ей показалось, что пальцы порезали нарочно.

Находиться в заставленной хламом комнате было так тягостно, что почти невыносимо. В нос ударил резкий запах. Запах приближающейся смерти.

— Почему бы не развести огонь? — Кассия не заметила, что сказала это вслух.

— О! Скоро тут будет слишком много огня, — загадочно улыбнулась Виллоу.

Кас прикусила язык. Девушка старалась не глазеть на полки со склизкой мерзостью в разномастных мутных банках и пучки поросших паутиной трав, свисавших с потолка.

— Письмо, — напомнила ведьма.

Получив послание, она сломала печать и развернула свиток. От злого смешка Виллоу Кассии захотелось выскочить на улицу немедленно. Ведьма смяла записку и презрительно швырнула в камин. Старуха и без того выглядела хищной птицей, а уж будучи не в духе, так вообще производила зловещее впечатление. Пергамент, вспыхнув, рассыпался прахом по сырой золе.

— Отдавайте, что положено, да мы пойдем, — деловым тоном предложила девушка.

— Однако… — хмыкнула Виллоу. — А что скажет папенька, когда узнает, где гуляет его деточка?

— Бабуля, мое дело маленькое, — копируя манеру старухи, парировала Кассия, — забрать и отнести. Чего там у вас лежит, даже знать не желаю.

Ведьма отложила вязание и медленно поднялась на ноги.

— Перед смертью все равны, — ни к кому не обращаясь, произнесла она. — Богачи, нищие, несчастные, счастливые… Сведущие и невежды. Тем, последним, живется легче. Пожалуй, я вам завидую.

Цепляясь за предметы, Виллоу доковыляла до прилавка. Пол жалобно всхлипывал от каждого шага ведьмы, точно та вот-вот провалится в погреб.

— Нам?! — вскинулась девушка. — Ваш старый знакомый поумнее вас будет, а побогаче наверняка. Но никого унизить не старался.

— Кас… — Сэм попытался одернуть подругу, но та отмахнулась от него, как от назойливой мухи.

— На вашем месте я бы тоже мне завидовала. Я молодая, красивая и не живу в халупе на болоте! — продолжила Кассия. — Я буду купаться в золоте, носить шелка, и жених у меня будет мне под стать.

— Будет, — мурлыкнула старуха. — Не сомневайся.

Но девушка уже не слушала. Лицо у нее налилось кровью. Ее охватила ярость, внутри бушевала буря, в ушах стоял звон.

— Отдавай, что сказано, сейчас же. Или ты воровка? Выменяла пожитки колдуна на кусок хлеба, а теперь зубы заговариваешь. — Кассия разошлась не на шутку.

— Все в лучшем виде, — неожиданно доброжелательно отозвалась Виллоу.

Куда только делась вся старческая немощь? Ведьма нырнула под прилавок, погремела там немного и выпрямилась, бережно стирая пыль с крутобокого ларчика, окованного металлом и стянутого цепями для верности.

— Мне чужого не надо, — ворковала старуха. — Это вы, молодые, горячие. Целенькое все. За хранение лет сто не плачено, но я не в обиде.

— Сразу бы так, — облегченно вздохнула Кас. — За грубость прощенья прошу. Вспылила. Каюсь.

— Пустяки. Каждый получит со временем свое, — улыбнулась та.

И вдруг зацепилась повязкой за выступ на ларчике: грязные обмотки затрещали, ветхая ткань мгновенно расползлась. Кассия ожидала увидеть страшное увечье, но тряпка скрывала от любопытных глаз невообразимой красоты кольцо с алым камнем.

— Нравится? — участливо спросила Виллоу, протягивая вперед сухую руку.

Красные глубины камня притягивали взор, завораживали. Ни единого острого угла — словно густая выпуклая капля, застывшая навсегда. Камень будто пульсировал, то становясь непроницаемо-темным, то позволяя взгляду упасть на самое свое дно. Солнце и все ночные россыпи звезд не сияли так, как сиял он. Сердце Кассии сжалось, зависть, извернувшись, впилась в него ядовитыми зубками.