– Прежде чем отправиться в постель, я хочу проверить твое вчерашнее задание, – сказала Матушка, когда я допила сок. – Ты доделала уравнения по алгебре?

– Да, мэм. Они были легкими, – сказала я и засияла от гордости, когда она улыбнулась мне.

– Это хорошо. Математика – важный предмет. А как насчет естествознания? Ты закончила расчеты по гравитации?

Я кивнула и встала, чтобы убрать со стола наши пустые тарелки. С помощью средства для мытья посуды и тряпки я вымыла и убрала их наверх.

Я присоединилась к Матушке на диванчике, где она просматривала мою классную работу. Я знала, что все правильно. Ответы я находила легко.

– Вроде бы все хорошо, – сказала она, закрывая папку. – Сегодня продолжишь спрягать глаголы по английскому, и я хочу, чтобы ты закончила реферат по Гражданской войне. – Она поднялась. Зернышко облегчения распустилось у меня в груди, как цветок. Матушка всегда подчеркивала важность образования, и это был один из доступных способов доставить ей удовольствие. – Увидимся за ужином. Можешь сегодня принять душ, но не дольше пяти минут. Если дольше, я узнаю.

– Да, мэм, – сказала я, вставая вместе с ней.

Она притянула меня к себе для короткого объятия.

– Ты хорошая девочка.

Я послушно ответила на объятия.

– Спасибо, – сказала я, с готовностью принимая похвалу.

Ее объятия были лакомством, и притом весьма нечастым. Все мое тело пронзила теплая дрожь. Единственной и главной моей целью было доставлять ей радость. Я очень ценила эти мгновения. Они были моей наградой за хорошее поведение.

Словно прочитав мои мысли, Матушка окаменела и резко опустила руки. Атмосфера в комнате переменилась, наполнилась страхом, словно накатили грозовые облака, предвестники бури. Я запаниковала, судорожно перебирая в голове утренние события в отчаянном поиске ошибок. Я знала, что у меня всего несколько секунд, чтобы сообразить, в чем дело, и попросить прощения за свои промахи.

Она отступила на шаг и потянулась за ремнем, слишком хорошо мне знакомым. Мое время вышло.

«Что я натворила? Что я натворила?» Я копалась в себе в поисках ответа, но тщетно. Что я упустила? Должно быть, нечто по-настоящему ужасное. Матушка ненавидела меня наказывать. Она снова и снова повторяла мне, что делает это лишь для моего собственного блага.

– Лея, что это у тебя на потолке? – спросила она, глядя в сторону кровати и не выпуская ремня из рук.

– Мое солнце, – прошептала я, внезапно сообразив, какую ошибку допустила.

Как я могла забыть его снять? Все равно оно было слабеньким и едва ли стоило цены, которую мне придется заплатить. Я нарисовала его лимонно-желтым карандашом, как маленькая, и вырезала идеальный кружок пластмассовыми ножницами, которые годились лишь для самой тонкой бумаги. Я повесила его над кроватью с помощью двух кнопок, найденных много лет назад и тщательно припрятанных. Я просто хотела, чтобы оно светило на меня, пока я сплю.

– Твое солнце? – взвизгнула Матушка. – Ты скучаешь по солнцу? – Голос ее звучал так пронзительно, что я вздрогнула. – Напомнить тебе, что делает с тобой солнце? Или о том, что твои собственные родители бросили тебя из-за твоей болезни?

Я замотала головой.

– Нет.

– Тогда зачем вешать его у себя над кроватью? Хочешь бросить меня, да? Ждешь не дождешься оставить меня на произвол судьбы. – За словами последовал ремень, врезавшись в мое тело прежде, чем я успела защититься. Он ожег мою спину, словно язык пламени.

– Нет, Матушка, – молила я. – Я не уйду от тебя. Обещаю, – выкрикивала я, а жесткий ремень уже добрался до моих голых ног. Каждый удар вгрызался в плоть, оставляя раскаленные болезненные кровоподтеки. – Матушка, я люблю тебя.

Она остановилась в замахе, тяжело дыша от усталости, вызванной гневом.

– Обещай, что не покинешь меня.

– Обещаю, – ответила я.

Я изо всех сил старалась не всхлипнуть, пока говорила. Скулеж взбесил бы ее снова. Матушка не любила слез.

– Я люблю тебя, – продолжала я.

Слова были пустыми и неискренними, но именно это ей надо было услышать. Все равно тут я виновата. Нужно было снять картинку.

Вся ярость Матушки испарилась так же быстро, как и возникла. Она притянула меня к себе в крепком объятии раскаяния. Внутренне я орала от боли, когда ее руки сомкнулись на открытых ранах у меня на спине, но виду не подавала. Я получила по заслугам.

– Я тоже тебя люблю. Как жаль, что ты заставляешь наказывать тебя, – сказала она, отстраняясь.

– Прости. Я сниму солнце.

Она кивнула, не желая снова смотреть на оскорбительный клочок бумаги.

– Ты понимаешь, почему это меня расстраивает?

– Понимаю. Это было неправильно. Не следует делать того, что способно причинить мне вред, – отозвалась я, в очередной повторяя ее слова.

Она нагнулась и поцеловала меня в лоб.

– Умница. Ступай, прими душ, – сказала Матушка, подгоняя меня в сторону ванной. – Думаю, лишние пять минут не повредят, – добавила она, широко улыбаясь, как ни в чем не бывало.

Я мгновенно откликнулась на ее улыбку. Матушка становилась другим человеком, когда радовалась.

– Спасибо, – сказала я, задергивая за собой занавеску.

Вылезая из пижамы, я слышала ее шаги на лестнице, а затем скрип засовов, запиравших дверь подвала. Я включила душ и отрегулировала воду так, чтобы она была чуть теплой. Прежде чем встать под нее, я вся сжалась, зная, что на содранную кожу душ подействует не лучше, чем ремень, оставивший эти шрамы. Можно подумать, что к этому моменту я уже привыкла к боли. Только подставив голову под потоки воды, я позволила слезам течь свободно. Под душем это были не слезы, а просто вода, растворившаяся в потоках других капель и крови, собиравшейся вокруг стока и исчезавшей в нем навсегда. Однако долго плакать было нельзя, я исчерпала драгоценные минуты душа. Умывание было одним из немногих процессов, где я чувствовала некоторую свободу. От меня зависело, будет вода горячей или холодной. Сколько использовать мыла или шампуня. В рамках определенного Матушкой времени я была королевой душа.

Пока я терла свою жесткую на ощупь, загрубевшую и покрытую многолетними шрамами кожу, мои мысли блуждали. Я никогда не думала о следах наказаний и о поступках, которыми заслужила их. Главное, что Матушка простила меня. Когда я вышла из ванной, в моем жилище снова воцарился мир. Матушка работала по ночам, пока я спала, а сама отдыхала днем, пока я делала уроки и читала. Когда я была младше, она проводила со мной больше времени, став мне учителем на время начальных классов. По мере моего взросления большую часть уроков я делала сама, а она только проверяла работу. Все накопившиеся вопросы я приберегала до ужина, когда мы с ней могли их обсудить. Что до свободного времени, то я обычно читала или слушала музыку, одобренную Матушкой. Все сведения о внешнем мире я почерпнула из бесчисленных книг. Мои собственные воспоминания о жизни за пределами моей комнаты были смутными и в большинстве случаев отсутствовали.