– Что, если компьютер снова сломается, и мы будем дома одни некоторое время. Что ты любишь больше всего, Хантер? – острые коготки впиваются в мою кожу. – Я помогу тебе.

– Уверена? – разворачиваюсь к ней лицом, развязываю кофту и расстёгиваю первую пуговицу на черных джинсах. – Становись на колени, проверим, насколько правдивы твои слова.

Этот взгляд, как она в смятении оглядывает оживлённую улицу, детей, играющих на соседней лужайке. Я знаю, кто ответил бы на вызов, но только не Джеки.

– Давай зайдём домой, – умоляет она меня, я цокаю языком, вроде как, расстроившись, застёгиваю пуговицу, забираю рубашку, повисшую на её кисти, и засовываю край в задний карман. – Я, блин, не могу на улице.

– Ну, прости, ты мне не подходишь. Свободна, – вытаскиваю из заднего кармана кусок картона. – В следующий раз будь изощрённой в попытках сломать видео карту, не засовывай подобные вещи, моментально загорится.

Швыряю в неё картон, зажатый между указательным и средним пальцем, и спокойным шагом иду домой. Мне приходится срезать в детском парке, чтобы дорога не была такой выматывающей и долгой. Больше всего я хочу сейчас лечь спать и не двигаться, по крайней мере, несколько суток. Спина изнывает после тяжёлого рабочего дня. Я все ещё коплю деньги на жизнь, так как нашей маме и без того хватает забот, чтобы тащить ещё троих сыновей на своей шее. Мы стараемся изо всех сил накопить на вступительный взнос университета на одного из нас, хоть какие-то деньги, а дальше жить и работать. Ни я, ни мои братья не ждём, что нам свалятся на голову деньги, не ждём чего-то со стороны. Полагаемся только на самих себя. Однажды нам удалось заработать неплохие деньги, но все было потрачено, когда ураган снёс половину крыши нашего дома. Все накопленное моментально испарилось, и мы начали по новой хвататься за любую подработку.

Я прохожу знакомый мне дом, по привычке заглядываю в окна на первом этаже. В них уже год не горит свет, смешанные чувства, поселившиеся в моей душе, не прошли. Я хочу её ненавидеть, придушить при первой же возможности, но что делать с этими воспоминаниями? Так и не нашёл баланс между любовью и ненавистью…А ещё я скучаю по ней… На телефон приходит сообщение от одного из моих братьев о вечеринках, которые устроили наши друзья. Два разных места, где, казалось бы, я должен появиться. Но болезненные удары по позвоночнику тяжёлыми мешками не очень сказываются на моем желании использовать момент. Мой рабочий день на выгрузке вагона, потом поход к Джеки вымотали меня полностью.

Телефон снова загорается синим цветом, извещая о новом сообщении уже от моего младшего брата, который восхваляет аппетитные попки новеньких. Да, вот сейчас именно об этом я и думаю, пропотевший на солнцепёке и желающий использовать душ по назначению. Прохожу ещё два дома, и вижу мой потрёпанный пикап, припаркованный на подъездной дорожке. Сегодня он был во владении мамы, которая ездила закупать продукты. Окна на кухне раскрыты, оттуда доносятся вкусные запахи приготовленного ужина и гул голосов моих братьев. Толкаю дверь, меня тут же встречает мама.

– Ты плохо выглядишь, – она прикладывает ладонь к моему лбу, приподнимается для этого на носочках проверяет губами. – Не приболел?

– Нет, мам. Я устал немного, – она отходит в сторону, чтобы не заслонять мне дорогу, из кухни доносится звук тяжёлого удара чем-то металлическим, а затем чертыхается Терренс.

– Сколько раз я просила тебя не произносить подобные слова, – возмущается мама. – Поставь на место противень, дубина. Ты все испачкаешь, я заставлю тебя оттирать всю кухню, и тогда ваша вечеринка может остаться только в воображении.

Я стону, когда Чейз настигает меня, провожает вплоть до душа.

– Не будь жопой, пошли, мама поставила условие, что мы нашёл вместе. Иначе надо убрать чердак до того, как мы начнём учёбу, – едва слышно произносит Чейз.

– Так, а в чем проблема? Мы что в младших классах? – снимаю с себя потную черную футболку и кидаю на пол ванной комнаты. – Ты можешь, выйдешь, или мне стоит оголить моего дружка для твоего устрашения, – стягиваю джинсы и отодвигаю резинку трусов.

Мелкий фыркает, закрывает за собой дверь, и я слышу его теперь из-за двери.

– После ваших выкрутасов с Терренсом, нам приходится… – он выделяет последнее слово, – находиться постоянно вместе. По мнению нашей мамы, это нас сплотит.

Как самый старший, я испытываю чувство вины. Тогда пострадала вся моя семья, и что уж говорить, мы все виноваты, но я в большей степени. Я все ещё храню секреты… Оставляю его просьбы без ответов, включаю душ и с удовольствием становлюсь под прохладные струи воды, смываю усталость и запахи со своей кожи. В памяти всплывает картинка, как мы украдкой находились в доме, стояли под струями горячей воды вместе, снова закрываю глаза, погружаясь в те моменты. Эта девушка убила во мне все прекрасные чувства, которые я испытывал к ней, и теперь этот долбаный душ всего лишь коробка, с льющейся водой, а не место, где я получил столько удовольствия, пока прижимал её тело к себе. Отключаю воду и становлюсь на холодную плитку. Чищу зубы и выхожу, затянув полотенце на бёдрах. Семья уже сидит за столом, мама даёт им поручения. Синхронно братья поворачивают голову в моем направлении, пока я прохожу мимо них, чтобы натянуть трусы и чистые джинсы. Мама с меня сдерёт шкуру, не дай бог, я появлюсь в белье на кухне. Уважение в нашей семье – это первое правило, она единственная леди, и мы должны относиться к ней с должным почтением. Когда я, наконец, располагаюсь за столом, мама смотрит на нас уничтожающим взглядом, заставляя взяться за руки. Смиренно опускаем головы, пока она читает молитву для того, чтобы Господь благословил нас и нашу еду. Где он был, когда с отцом случился сердечный приступ, оставив её одну с тремя оболтусами? В такие моменты я готов разорвать наши руки, чтобы громко заорать, что я больше не верю в него. Но мама верит, вот в чем проблема. Делать больно ей никто из нас не посмеет.

– Аминь, – произносит она, мы все поднимаем головы, и я начинаю раскладывать еду по тарелкам, как старший. Протягиваю маме заполненную тарелку, затем Терренсу, Чейзу и себе. Фоном идёт какой-то разговор, пока в моих руках мелькает серебристый обод ложки, забивая мой пустой желудок домашней едой.

– И во сколько вы вернётесь? – мама вопросительно смотрит на меня.

Я поочерёдно оглядываю моих братьев. Они начинают глазами подавать сигналы, отчего я успеваю только прожевать и проглотить пищу.

– В полночь, – снова сосредотачиваюсь на еде под недовольное бурчание парней. Они не соображают, что я просто больше не выдержу. Раз на то пошло, иду им навстречу. Постоять в стороне, пока они как следует развлекутся, думаю, это достаточно для меня, не уснуть бы.

Мама хмыкает, включает какой-то сериал немного громче и перестаёт обращать внимание на тупую толкотню, происходящую постоянно, между нами. Я заканчиваю пить чай, Терренс строчит своим друзьям сообщения, а Чейз уже стоит на пороге и обувается.

– Значит так, – строго произносит мама, – я прошу вас вести себя, как джентльмены, коих я вырастила. Никаких попаданий в неприятности и, пожалуйста, перестаньте воевать между собой. Иначе я придумаю вам хорошенькую работу, чтобы не было желания выбивать дерьмо друг из друга. – Терренс смеётся в кулак, за что получает подзатыльник.