Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Полученный опыт окончательно убедил его в том, что лучше выживать в одиночку, чем пытаться найти какую-то компанию. Тем более что у него неплохо получалось. Он постепенно приспособился к новым реалиям. Они ему не нравились, и очень часто он задавался довольно странным вопросом, который, тем не менее, не шел у него из головы — зачем вообще нужна такая жизнь? Рассчитывать на что-то лучшее не приходилось, лучшему больше неоткуда было взяться. Привычный мир умер, с этим следовало смириться. Если же цивилизация и сумеет когда-нибудь возродиться вновь, это едва ли произойдет при его жизни. Он обречен до конца дней вести существование крысы — тайком искать еду и прятаться в норах от новых хозяев планеты. И все это в одиночестве, которое способно свести с ума даже здорового человека.
Зиму он провел в глухой деревне, пустив на дрова несколько соседских домов. Запасенной пищи ему хватило впритык, под конец он вынужден был кормиться разведенными в кипятке бульонными кубиками и сухарями. А по весне, когда сошел снег, опять отправился в мир, чтобы искать еду и прятаться. Ничего другого не оставалось. Были у Павла мысли обустроить себе надежное логово, притащить туда парочку генераторов, запасти топлива, и попытаться жить по-людски, но он сомневался, что сумеет все это провернуть. Дело было слишком трудоемким и рискованным для одиночки. К тому же, он уже влился в новый ритм жизни, и не страдал от отсутствия столь привычных прежде электронных приборов. В свободное время читал какую-нибудь подобранную в ходе мародерства книжку или журнал, а если не удавалось ничего найти, то просто лежал в темноте, вспоминая прошлое. Кроме прошлого у него ничего не осталось.
Так он и жил, постепенно дичая и все чаще ведя с самим собой долгие разговоры на разные темы, пока однажды с ним не приключилась крупная неприятность. В ходе очередной вылазки ему улыбнулась удача — он добыл целую сумку мясных консервов. Предвкушая грядущий пир, он съехал с трассы, и разбил лагерь на краю небольшой рощицы. Место было вполне безопасное — здесь не стоило ожидать появления ни мертвецов, ни живых гостей. Павел развел костерок, разогрел сразу три банки, и хорошенько отужинал, заедая тушенку сухариками и запивая пивом.
Он так и не понял, какой именно продукт таил в себе неприятный сюрприз. Едва ли это могли быть сухари, да и пиво тоже не больно-то подходило на роль виновника. Судя по всему, подвела его тушенка. Вкус у нее был обычный, ничем таким от нее не пахло, однако, сытно отужинав и отойдя ко сну, Павел пробудился среди ночи от резкой боли в животе. До утра он восемь раз прогулялся до кустов, чувствуя себя все гаже и гаже с каждой минутой. Он надеялся, что испорченная пища вскоре выйдет из него естественным путем, и дело пойдет на лад, но просчитался.
К утру ситуация только ухудшилась. Он почувствовал себя реально больным, и настолько ослаб, что во время очередного кишечного спазма не смог не только доползти до кустов, но даже снять с себя штаны. Павел с ужасом осознал, чем все это рискует закончиться, и невольно заплакал. Ему казалось, что он приспособился к новой жизни, и научился успешно обходиться без всех благ цивилизации, но, как выяснилось, это была иллюзия. Одно благо, а конкретно квалифицированная медицинская помощь, ему бы сейчас очень пригодилось. Потому что постигшая его напасть не была обычной диареей. Походило на то, что он серьезно отравился, и если срочно не принять эффективные меры, все может закончиться самым печальным образом. Но в том-то и дело, что никаких мер Павел принять не мог. Он даже не мог снять с себя штаны, и гадил прямо в них.
Он корчился на земле, содрогаясь от резкой боли, которая накатывала волнами и скручивала все кишки в тугой узел. Несмотря на то, что его нынешняя жизнь была довольно бессмысленной, Павлу решительно расхотелось с ней расставаться. Он не желал умирать. Но ничего не мог поделать. Ему оставалось надеяться лишь на то, что его молодой и сильный организм сумеет справиться с недугом.
Ближе к вечеру ему стало совсем худо, и Павел понял, что все идет к неизбежному финалу. Ни молодость, ни сила ему не помогли. Он умирал. Более того, измученный за день сильной болью, он уже перестал воспринимать надвигающуюся гибель как некую катастрофу, и решил, что раз уж это неизбежно, то пускай оно скорее случится. Все лучше, чем провести еще несколько часов в бессмысленных муках. Будь у него силы, он бы дополз до своего рюкзака, рядом с которым лежал автомат, и сам избавил бы себя от всех проблем. Но сил не осталось даже на это. Их не осталось уже ни на что.
Шум двигателя он услышал в тот момент, когда на мир начали наползать сумерки. Вначале решил, что ему мерещится, но затем зазвучали человеческие голоса. К нему приближались живые люди, поскольку зомби не владели членораздельной речью, и могли только рычать да выть. Павел не видел этих людей, он лежал к ним спиной, а повернуться не мог — не было сил.
Они подошли к нему и остановились рядом. Он услышал их разговор.
— Как думаешь, живчик или дохляк? — спросила, судя по голосу, молодая женщина.
— Да кто же их, грязных да вонючих, разберет? — ответил ей парень, которому, похоже, было слегка за двадцать.
— Ну, проверить надо, да? — предложила женщина.
— Надо бы, — согласился с ней собеседник. — Только что-то мне его трогать не хочется.
Павел почувствовал, как что-то твердое, похожее на носок ботинка, ткнуло его в спину.
— Эй? — позвала девушка. — Эй, ты живой?
Павел собрал в кулак все оставшиеся силы, и чуть слышно прохрипел:
— Живой!
— Тебя укусили? — спросил парень.
— Нет. Я…. Отравился.
— Это бывает, — заметил парень, после чего обратился к девушке. — Черт, выглядит он скверно, а пахнет еще хуже. Долго не протянет. Стоит ли с ним возиться? Пока довезем до Цитадели, он гарантированно ласты склеит.
— Предлагаешь бросить? — спросила девушка осуждающим тоном. — Так нельзя. Ты ведь знаешь