заново, а умирать очень неприятно… Дайте запить кефиром!

И она забрала у него бутылку.

— В таком случае, — Марк поневоле втянулся в происходящее, — вы могли бы выбрать для себя приемлемое тело и остаться в нём навсегда.

— Но ведь это будет нечестно, — с набитым ртом возразила нимфа. — Разве же можно без спросу брать чужое? Одно дело — ненадолго, поиграть, а другое — украсть навсегда.

— Вы, стало быть, покойница с принципами.

Нимфа энергично закивала.

— И что же будет дальше? — спросил Марк, вытягивая ноги и откидываясь на спинку скамьи.

— Ну… мы будем с вами дружить.

— Дружить? Вы собираетесь дружить со своим убийцей? Я давно подозревал, что Достоевский лишний в школьной программе.

Она засмеялась, и это был странный смех. Казалось, что смеялись сразу два человека. Воздушная нимфа с хорошо поставленным голосом-колокольчиком и девушка-невидимка, которая привыкла смеяться на низкой тональности, отрывисто и резко.

Марк поёжился.

— А вам не приходило в голову, что я не намерен каждый день дружить с новым человеком? Вчера вы Эльза, позавчера старушка, сегодня нимфа…

— Но ведь это всё я, — прошептала она, — Варвара Спиридонова.

4

В автобусе, на котором Марк каждый вечер возвращался с работы, его неожиданно толкнула локтем в бок женщина средних лет. Полноватая, кудрявая, с ярко-розовыми сочными губами.

— А что у нас сегодня будет на ужин? — буднично спросила она, хватая его под руку.

От неожиданности Марк так сильно дёрнулся, что ударился затылком о поручень.

— П-простите?!

— Давайте купим форель. Очень захотелось — с лимоном, с белым вином. У вас же есть бутылка хорошего вина. Лежит в шкафу под старыми свитерами.

— Это раритет, — буркнул он.

— Марк Генрихович, — упрекнула она, — жадность — это плохо.

— Я храню эту бутылку для особого случая, — отцепляя от своего локтя её пальцы, проворчал Марк.

— Я — очень особый случай, — улыбнулась тётка и неожиданно показалась обаятельной хохотушкой, с ямочками на щеках и круглыми лучистыми глазами.

Марк только вздохнул.

В магазине покойнице Варваре захотелось ещё и тортика.

— Я точно знаю, что Машенька не сидит на диете, — умоляла она. — Ну пожалуйста, Марк Генрихович, миленький, смотрите, какой чудесный «Наполеон». И ананас!

От ананаса Марк решительно отказался.

Шагая по улице, он сообщил:

— Чтобы вы знали: сегодня я был у нотариуса и завещал всё своё имущество племяннику из Ростова. Так что, если вы надеетесь меня облапошить, как одинокого человека со странностями, — напрасно.

— Понятно, — равнодушно откликнулась она. — Кто будет готовить ужин: вы или я?..

— Терпеть не могу готовить.

— Надо же! — удивилась тётка и снова уцепилась за локоть Марка. — Вы всегда так тщательно всё делаете: моете и режете овощи, отмериваете продукты мерным стаканом… Мне казалось, вам крайне нравится этот процесс.

— Меня убивает его бесполезность, — признался Марк. — Ну потратил ты час на готовку, ну съел всё это за десять минут, и что?

— Существует готовая еда. Мамонт, которого завалили за вас.

— Это еда, которую готовили чужими руками. Откуда я знаю, может, они были грязными?

Тётка расхохоталась. Она смеялась так громко и так звонко, что неподалёку вспорхнула стая воробьёв.

— Ради знакомства с вами и умереть не жалко, — утирая слёзы, сказала она, — такой вы нелепый!

— Зато у меня нос, — обиженно напомнил он.

— Нос у вас выдающийся, — согласилась тётка, — всем носам нос. Ну так что насчёт бутылки белого вина?

— Я вам куплю другое.

— Более дешёвое? — тут же спросила она, и у Марка впервые в жизни появилось желание ущипнуть человека.

Пёс Бисмарк встретил их оглушающим лаем. Вопреки всему, чему его учил Марк, предатель бросился встречать не хозяина, а неизвестную науке тётку, едва не сбив её с ног.

— Ну что ты, фон-барон, — засмеялась она, — соскучился? Я давно тебя не навещала, знаю. Марк Генрихович, я выгуляю пока собаку?

— Ни за что на свете, — ужаснулся Марк, доставая поводок. — Я сам.

— Значит, за собаку вы сильнее переживаете, чем за квартиру? А вдруг я вас ограблю?

— Займитесь лучше ужином, — в сердцах велел Марк, оттаскивая от тётки своего пса.

Гулял он долго, и в этом было какое-то себевредительское позёрство. Марку казалось: вот он бродит, невозмутимый и безмятежный, а в это время в его квартире бог знает чем занят совершенно посторонний человек.

Возможно, он вытаскивает сейчас все ценности. Возможно, пересаживает Васисуалия, а возможно — даже лежит на хозяйской кровати. И ничего. Марк безмятежно вышагивает с собакой как ни в чём не бывало, поплёвывая с высокой колокольни на злоумышленников, сговорившихся свести его с ума.

Окончательно проголодавшись и устав от бесполезного геройства, Марк вернулся домой едва не бегом.

В цветастом халатике (откуда?!) и пушистых тапочках (?!) тётка сосредоточенно уничтожала дорогую форель. В кухне стоял густой дым, а обугленная рыба выглядела несовместимой с ужином.

— Вы готовить-то умеете? — запоздало спросил Марк, открывая все форточки в квартире.

Тётка беззаботно вспорхнула на подоконник, обнажив круглые розовые колени, и закурила.

— Откуда? — удивилась она. — Я же студентка филфака… была. Питалась исключительно книжным пыльным духом и мамиными пирогами. А вы со своей газовой плитой всё испортили. Почему у вас нет микроволновки?

— Вы собрались запекать рыбу в микроволновке?

— Ха! Я и пельмени в ней варила.

— Понятно, — Марк выбросил невинно сожжённую рыбу в мусорное ведро. — Тогда могу предложить на выбор: или два солёных огурца, или одну сосиску.

— Не может быть! — возмутилась тётка и распахнула холодильник.

Его пустые полки сияли чистотой.

— Я навёл порядок на кухне, — пояснил Марк. — Вдруг умру, а еда испортится.

— Да, — понимающе закивала гостья. — После того, как вы умрёте, протухшие яйца — первая тема для беспокойства.

— Это уж вам виднее, — чувствуя себя идиотом, буркнул Марк.

Она коротко и странно взглянула на него и принялась хлопать дверками шкафов.

— Ну хоть макароны-то у вас должны остаться. Гречка какая-нибудь… А скажите мне, милый Марк Генрихович, убивец, если вы так уверены, что вас вот-вот обкрадут или отправят на тот свет, вы и узелок себе на похороны заготовили?

— Какой