Смерть отца привела к тому, что я унаследовал все, что принадлежало ему. Я с удивлением обнаружил все те пути отхода, которые он для меня оставил, и понял, что мне пора было вернуться и сделать то, о чем я думал все время с самого дня их смерти. Я мечтал отомстить. Я жил этой мечтой, бредил ею, постоянно видел во снах, как я сношу головы ублюдкам из мафиозного клана. И я планомерно шел к заветной цели, каждый день посвящая ей хотя бы час времени. Я купил полицейских, проводил исследования, совершенствовался в стрельбе из снайперской винтовки. Спустя полгода после моего возвращения я знал по именам всю верхушку клана вплоть до Кормака О’Салливана, который не вылезал из своей деревушки в Ирландии и руководил всем на расстоянии, сидя в инвалидном кресле. Я выстроил целую схему, как буду убирать их одного за другим, заметая следы и не давая им ни намека на то, кто это делает. Нужно отдать должное О’Салливану, он вычислил меня за какие-то пару недель. Старик не зря сидел на своем троне вот уже несколько десятков лет. И на меня началась охота. Мне пришлось продать свое производство, как и все, что принадлежало моей семье. С помощью старых схем моего брата я вывел все деньги на оффшорные счета и свалил из страны. Официально. А по факту я постоянно крутился под носом у ирландцев, выкашивая их мозговой центр. О’Салливана я решил оставить себе на десерт.

Сегодня тоже все должно было пройти гладко, когда я «снимал» Маккензи, но в мою жизнь снова ворвалась Мишель, которая в который раз спутала мне все планы. Я закончил свою работу на сегодня, а теперь мне предстоит придумать, что делать с той, которая видела, как я нажимал на курок. Я не могу ее убить, но и в живых оставить тоже. Это слишком рискованно. Когда до заветной цели осталась всего пара шагов, я не могу облажаться. Во мне тоже течет ирландская кровь, которая требует мести. Расправы, которая приведет к тому, что моя кровь перестанет стынуть в жилах от каждого воспоминания о том, что отца предали его же братья.

Еду, практически не разбирая дороги; слева и справа лес, впереди поворот к поселку, в котором я теперь обитаю. Адреналин начинает понемногу отпускать, тело потряхивает, мышцы максимально напряжены. Так бывает каждый раз после операции. Обычно я сразу еду к Ками, чтобы сбросить напряжение. Я даже звонил ей сегодня с утра и предупредил, что после обеда заеду. В такие дни она отменяет все свои планы и позволяет трахать себя до потери сознания, пока мне не становится легче. А сегодня я не могу к ней поехать, потому что получил сюрприз в виде своей бывшей невестки. И что мне теперь делать? Мозги отключатся, рисуя жаркие картинки, а член уже наливается кровью. Плохо, Финн, охренительно плохо, особенно рядом с Мишель. Испуганной до чертиков Мишель. Она вся сжалась в комок и трясется.

Не думая дважды, сворачиваю на лесную дорогу и несусь по ухабам, куда глаза глядят. Мне сейчас похер, я должен сделать что-то. Подстрелить пару белок, подраться с медведем ― наплевать, только бы израсходовать куда-нибудь эту энергию. Останавливаюсь в конце дороги и, сдернув с рук перчатки, выскакиваю из машины. Делаю несколько быстрых шагов и, запустив пальцы в волосы, присаживаюсь на корточки. Крепко зажмуриваюсь, пытаясь дышать глубже, чтобы вернуть себе хоть немного контроля над телом и разумом. Над разумом будет сложнее всего. Тело натренированное, а вот мозги в такие моменты шалят. Все мысли покрыты пеленой похоти, которая теперь рвется из меня неконтролируемо.

Хлопает дверь машины. Я поворачиваюсь и вижу, как Мишель несется прочь от меня по дороге. Подскакиваю, и адреналин снова обостряет все ощущения. В висках стучит: «Вернуть и наказать». Догоняю ее через пару секунд и, схватив за талию, поднимаю в воздухе.

– Пусти! Пусти меня! ― она царапает мои предплечья, вырывается, но я не реагирую. ― Финн! Пусти, пожалуйста!

Я зачем-то молча несу ее в заросли, пока еще сам не понимая, с какой целью. Упорно тащу извивающуюся Мишель, а перед собой вижу только то, как срываю с нее одежду и вколачиваюсь без пощады. Перед глазами красная пелена, навеянная адреналином и похотью, и мозг окончательно сдает. Останавливаюсь, разворачиваю Мишель и прижимаю спиной к стволу огромного дерева. Руки живут отдельной жизнью, они забираются ей под футболку и жадно мнут грудь, задирают ткань к шее. Сквозь морок, приглушающий звуки, доносится жалобное «пожалуйста, не надо» со всхлипами, но я не слышу. Я оглушен своим безудержным желанием.

Мишель царапает мне руки, пытается дать пощечину. Я хватаю ее за запястья и поднимаю руки высоко над головой, пригвождая их к стволу своей ладонью. Я не вижу ее лица. Смотрю в него и не вижу, изображение расплывается, а в ушах грохочет кровь. Сердце бешено колотится и подрагивают все мышцы. Я снова и снова касаюсь ее груди, и практически кончаю от ощущения тяжелой, настоящей упругой плоти. Пытаюсь расстегнуть ей джинсы, срывая пуговицу. Мишель уже заходится рыданиями, но мне плевать. Дергаю молнию на ширинке и стягиваю ей джинсы до колен вместе с трусиками. А, может, там их нет. Я не вижу. Мне нужно подготовить ее. Я не хочу входить в сухую женщину.

Плюю себе на пальцы и протискиваюсь ими между ее сжатых ног. Растираю. Меня кренит от ощущения горячего женского лона. Я кружу и кружу пальцами, готовя ее для себя. И даже получая от этого странное извращенное удовольствие. Все женщины, с которыми я спал, были готовы для меня еще до того, как я залезу им в трусики. А она ― нет. Она все еще сопротивляется.

– Финн! Пожалуйста, не делай этого! ― доносятся до меня обрывки ее рыданий. ― Малоун никогда бы тебе не простил.

И вот так внезапно все прекращается. Я резко отнимаю руку и перевожу взгляд с ее обнаженной груди на лицо. Постепенно возвращается зрение, рассеивается туман, и я начинаю осознавать, что натворил. Я чуть не изнасиловал женщину, в которую влюбился четыре года назад. Чистую, спокойную, веселую и оптимистичную Мишель. Девочку, которая за все время нашего знакомства никогда даже слова плохого в мою сторону не сказала.

Когда весь ужас происходящего наваливается на меня, то придавливает, словно бетонной плитой. Мне хочется лечь на землю и принять неизбежное. Пусть меня раздавит до того, как я сделаю это сам.

Отпускаю руки Мишель и делаю шаг назад, в ужасе осматривая последствия моего срыва. Вот почему я прятался от нее все это время. Потому что я перестал быть прежним Финном, превратился в дикое животное, которое теперь живет инстинктами. Я не хотел, чтобы Мишель разочаровалась во мне. Чтобы увидела, какое я теперь чудовище, недостойное даже ее компании для чашки кофе.

Хватаю себя за волосы. Что делать?

Убить?

Оставить в живых?

Как обезопасить себя после того, что я совершил?

Спрятать и не давать появляться среди людей?

Я ведь так и собирался сделать, я вез ее к себе. Какого хрена я свернул в лес?

Поворачиваюсь и наблюдаю за тем, как она дрожащими руками, захлебываясь рыданиями, поправляет сорванный бюстгальтер, натягивает футболку. Потом по молочного цвета бедрам скользят джинсы с бельем. Трусики все-таки были. Блядь, какая сейчас разница?! Я злюсь на себя; разъярен за то, что позволил этой агрессии вылиться на нее.