Ничего найдено не было. Предположили: возбудитель так мал, что не виден в микроскоп. И это, в общем, тоже было верно.

В 1890 году, в том году, когда Ивановский начал работать в Никитском саду, на Международном гигиеническом конгрессе выступил Роберт Кох, один из создателей микробиологии. Он перечислил ряд болезней, не поддающихся изучению обычными, принятыми тогда методами: оспа, желтая лихорадка, чума рогатого скота, трахома. Кох подчеркнул, что возбудители этих болезней неразличимы в микроскоп и не размножаются в искусственных условиях…

А теперь вернемся в Никитский сад. Отжав сок из табачных листьев, зараженных мозаикой, Ивановский пропустил его через свечу Шамберлена. Затем взял из прибора осадок, положил на предметное стеклышко и тщательно изучил под микроскопом при самом большом увеличении. Никаких признаков возбудителя болезни!..

Как будто все. Возбудитель мозаики так мал, что его не разглядеть в микроскоп. Возбудитель не размножается искусственным путем, предпочитая одно лишь ядовитое табачное растение. Этих фактов, добытых упорным многомесячным трудом, хватило бы для научной статьи, а то и для магистерской диссертации. К списку болезней, оглашенному Робертом Кохом, прибавится еще одна — табачная мозаика. Что тут можно еще сделать?

Да, так, но ведь все опыты, проделанные Ивановским в Никитском саду до сей поры, не привели ни к какому открытию. Методика не нова. Так или не так рассуждал молодой ученый, мы не знаем. Возможно, что он действовал, в известной мере, неосознанно, интуитивно. И уж, конечно, он не знал, к чему приведет дальнейший его шаг. Но логика исследования вела его дальше…

Сок больного растения, пропущенный через фильтр, не может содержать заразного начала, он свободен от всяких микроорганизмов. Проверять это незыблемое положение, которое, кстати, подтвердил весьма добросовестный Майер, — только терять драгоценное время.

А все-таки…

Ивановский вооружился стеклянной трубочкой и стал вводить отфильтрованный с помощью свечи Шамберлена табачный сок здоровым растениям. Через десять дней на листьях этих растений появились пятна и узоры, напоминающие рисунок на мраморе. Сомнений нет — сок больных мозаикой растений, пройдя сквозь свечу Шамберлена, сохранил свои заразные свойства. Именно тут Майер и ошибался.

Вот это уже открытие!

По-видимому, рассуждал Ивановский, есть какое-то заразное начало, которое проходит даже через фарфоровый фильтр. Но что это? Мельчайшие бактерии?

Прежде всего надо твердо установить самый факт открытия. Он тщательно повторил опыт. Тот же результат. Еще раз. То же самое.

Убедившись, что ошибки нет, сел писать статью.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Глава вторая

Малое и сверхмалое

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Создавая свою «Систему природы», Карл Линней внес в нее и мельчайшие организмы, простым глазом неразличимые. Но великий шведский натуралист не решился отвести им такое же место, какое отводил всем другим созданиям. Зверей, птиц, рыб, пресмыкающихся, многоклеточные растения он терпеливо сортировал по отделам, классам, порядкам, родам, видам. И давал латинские двойные названия: родовые и видовые. Мельчайшие же организмы, видимые лишь в микроскоп, Линней окрестил одним общим названием Chaos («хаос»), да еще и предостерег:

— Грешно даже изучать их, так как творец, создавая невидимок, имел в виду сохранить этот мир в тайне от человеческого познания.

Линнеевская классификация живого мира принята всей мировой наукой. Ни один естествоиспытатель не может без нее обойтись, как не обходится ни один математик без алгебраических символов. Но мир «хаоса» в «Системе» Линнея давно упорядочен. Подобно всем другим организмам, микроскопические создания разделены на классы, роды, виды и получили двойные латинские названия. Среди них выявлены многочисленные друзья и столь же многочисленные враги человека.

Линней, живший в XVIII веке, не ведал, как и все его современники, что человек пользовался услугами микроорганизмов с незапамятных времен. В Древнем Египте, за три тысячи лет до нашей эры, умели приготовлять вина и силос, что немыслимо без участия бактерий и дрожжей.

В XVII веке голландский суконщик Антони ван Левенгук открыл бактерии, разглядев их при помощи оптической линзы в капле пива. Разглядел, назвал «зверьками», зарисовал, описал и отправил свой труд в Лондон, в Королевское общество. Но понять назначение «зверьков» Левенгук не мог — шел семнадцатый век, наука о живом была в зачатке.

В XIX веке наука, вопреки предостережениям Линнея, вторглась в мир «хаоса». Наступила эра «охотников за микробами». Нередко рискуя жизнью, прививая себе опаснейшие болезни, вызываемые микробами, биологи и врачи понемногу раскрывали тайны мира невидимок. Родилась новая наука — микробиология. Ее зачинали француз Луи Пастер и немец Роберт Кох.

Пастер, изучая «болезни» вина и пива, обнаружил, что порча этих напитков вызывается бактериями — не теми, что участвуют в нормальном процессе брожения, а посторонними, которые попадают извне. Не вызываются ли микробами заразные болезни человека и животных? — предположил Пастер. Догадка подтвердилась, когда Пастер стал изучать болезни шелковичных червей, а затем сибирскую язву и куриную холеру.

Роберт Кох открыл возбудителей холеры и туберкулеза, окончательно установив, что виновники заразных болезней — микробы. К концу прошлого века были найдены и изучены возбудители дифтерии, брюшного тифа, столбняка, менингита, чумы, дизентерии. С некоторыми из микробов наука стала бороться, пустив в ход предохранительные прививки и сыворотки.

Пастер говорил, что бесконечно малые существа играют в жизни планеты бесконечно большую роль. Наука накапливала все больше и больше фактов, подтверждающих эту мысль. Стало очевидно, что жизнь на нашей планете попросту не могла бы существовать без участия микромира. Микроорганизмы населяют толщу земли, воды, воздух, даже ледники, вечные снега и горячие гейзеры; мельчайшие создания переносят длительное высушивание, высокое давление и выживают даже в вакууме, то есть в пустоте, без воздуха. Есть микробы, способные жить в сильных ядах, таких как соли цианистой кислоты, например. Микроорганизмы найдены даже в атомном реакторе. Они переносят такое облучение, которое превышает смертельную для человека дозу в две тысячи раз. И уже совсем хорошо чувствуют себя некоторые бактерии в керосине. Пришлось даже изобрести специальные добавки, очищающие керосин от бактерий.

Попав в благоприятную среду, они начинают размножаться с фантастической быстротой, удваиваясь в числе каждые 20 минут. Еще Левенгук, исследовав с помощью своих линз слизь, залегающую между зубами, изумленно писал: «Во всем Соединенном Королевстве (так называли тогда Голландию. — М. И.) не наберется столько жителей, сколько находится живых зверьков в моем собственном рту».

В одном грамме унавоженной почвы живет 2–3 миллиарда бактерий. Исчезни вдруг бактерии — и без них перестанут разлагаться останки животных и растений. Цепь, связывающая воедино