Так вильнув аппетитной попкой, что оба мужчины одновременно вывернули шеи, Таня упорхнула за стулом. А пациент и посетитель стали внимательно рассматривать друг друга.

Передо мной стоял мужчина в возрасте лет семидесяти. Небольшие и аккуратные усы и бородка эспаньолкой, короткая стрижка. Волосы на голове полностью седые, а усы и борода — соль с перцем. Одежда серых оттенков. Серый шерстяной костюм-тройка, более светлая серая шелковая рубашка и темно серый, почти черный галстук. Хоть я и не являлся специалистом по одежде, но было явно видно, что одежда дорогая. На ногах были удобные, будто секунду назад, вычищенные черные кожаные туфли. В глазах — острый ум, ирония и ни грамма старческой деменции[2].

В правой руке посетитель держал изящную трость с резной костяной рукояткой в виде птичьей головы с красными поблескивающими глазами. Про себя подумал: «Наверное, стекло».

— Это гранат, — вслух ответил Мирослав Александрович.

Я непроизвольно вздрогнул. В этот момент зашла Таня со стулом.

— Милая, если вы ходите мимо таких пенсионеров, как я, вам надо носить реанимационный набор, — дружелюбно сказал Мирослав Александрович.

Таня понимающе улыбнулась, произвела шикарный разворот и вышла из палаты. Мужчины посмотрели друг на друга и усмехнулись.

— Присаживайтесь, будьте любезны, — пригласил я.

— Благодарю. Я хотел вас поблагодарить за то, что вы меня выручили в том дворе. А, может быть, и спасли мне жизнь. Такие отморозки могли и ножом пырнуть. Я виноват в том, что вам так досталось и вы сейчас в больнице.

— Да в чем вы виноваты? — я искренне изумился. — Тем, что попались в лапы этим гопникам? Тут никто, кроме них, не виноват.

— Ну, спасибо, коли так.

— Да это вам спасибо, что со мной тут как с Чубайсом цацкаются!

Старик тихо засмеялся:

— Нет, не как с Чубайсом…

— Все равно, огромное спасибо! Я вам обязан.

— Это уж дудки! Давайте, хотя бы, будет ничья, — предложил старик. — Таких людей, как вы, еще выпускают?

— Да, выпускают. Только партии стали поменьше.

Старик снова засмеялся:

— А знаете, вы мне нравитесь. Я приглашаю вас в гости! Вас через пару дней выписывают, если только сами не захотите еще здесь остаться…

— Нет…нет…нет! Еще немного и у меня здесь юношеские болезни начнутся!!!

В коридоре послышалось сдавленное хихиканье.

— Я все слышу! — воскликнул я громко и обвиняюще.

Теперь засмеялись уже все трое.

— Хорошо. Только три вопроса: Время и дата встречи? Адрес? Форма одежды?

— Сразу видно военного человека, — утвердительно качнул головой старик. — Запишите адрес или запомните?

Я сидел напротив Мирослава Александровича в удобном кожаном кресле. На низком столике между нами стояла шахматная доска. Так получилось, что мы незаметно сдружились. И вот уже месяц, как я захаживаю к старику в гости. Мирослав Александрович жил в центре города в доме старой постройки с красивым фасадом и высокими потолками. Старик, как и я, жил один в трехкомнатной квартире на втором этаже пятиэтажного дома. Квартира была обставлена со вкусом. Я подозревал, что мебель была антикварной, как и некоторые вещи в самой квартире. Ремонт был сделан очень качественно и явно с привлечением дизайнера. В коридоре на стене висело шикарное ростовое зеркало в бронзовой оправе. А сама квартира закрывалась на массивную металлическую дверь с многочисленными запорами и сигнализацией.

Я вертел в руке бокал с глинтвейном. Ноябрь в этом году выдался холодным, температура опускалась почти до −20 °C. Да еще этот ветер… А старик изумительно готовил глинтвейн. Какие он специи использует? Да, горячее ароматное вино в такой вечер — это самое то. А вот шахматная партия складывалась для меня неудачно. В который раз! Вроде, играл в шахматы я неплохо, но, старику почти всегда проигрывал. Вот и в этот вечер мой король уже полчаса улепетывал от фигур Мирослава Александровича, как Джеки Чан от «плохих парней».

— Что-то настроение у тебя, Сергей, не очень. Неужели, так за своего короля переживаешь?

— Да Бог с ним, — улыбнулся я. — Ему не привыкать. Пусть побегает, полезно для здоровья.

— Ну, это вряд ли. Через 4 хода я его совсем здоровья лишу.

Я с минуту задумчиво смотрел на доску:

— Да, отбегался болезный.

— Сережа, мы уже месяц с тобой общаемся. Я вижу, тебя гнетет что-то. Не посчитай меня назойливым и, если не хочешь, не рассказывай. Но, я все-таки спрошу: что тебя мучает?

Я неподвижно сидел в кресле, глядя в темный провал окна.

— Александрыч, — махнул рукой я. — Да уже почти десять лет это — мое обычное состояние.

И начал рассказывать. Мне было легко со стариком, почти также легко, как со своим отцом или дедом. И я говорил и говорил. И о своем детстве, о молодости, о службе и о семье. И о той трагедии, что с нами случилась…

— Мне ничего больше не хочется в этой жизни. Я ни к чему больше не стремлюсь. Не хочу ни с кем встречаться. Да я сам себе удивляюсь, что сижу сейчас здесь, а не в своей норе или пивнушке.

Старик внимательно следил за мной, выворачивающим свою жизнь наизнанку.

— Так, может не стоит себя и мучить? — спросил старик. — Может, есть смысл закрыть уже последнюю страницу этой книги и открыть новую?

— Что ты имеешь ввиду? — грустно спросил старика. — Если бы я знал тебя хуже, подумал бы что-нибудь нехорошее.

— Не удивительно! То, что я хочу тебе рассказать, выглядит очень странно, — сказал Мирослав Александрович, — благо врать мне незачем. Ты мне искренне понравился, и я хочу сделать тебе необычное предложение.

— Жги, Александрыч, — я криво усмехнулся.

Старик вышел в соседнюю комнату и через минуту вернулся с плоским чемоданчиком. Разместил его себе на колени и открыл. Больше всего это было похоже на ноутбук. Но это точно был не ноут. Во-первых, он раскрывался полностью, в одну плоскость. Во-вторых, на второй половинке экрана не было. На первой половинке была клавиатура, как у ноутбука, а вот на второй — была сплошная матовая поверхность. Пальцы Мирослава Александровича ловко забегали по клавиатуре. Раздалось еле слышное гудение и над второй половинкой прибора вырос световой столб нежно-голубого цвета, который тут же сформировался в прямой параллелепипед.