— Куда мы едем? — спрашиваю, глядя на его профиль.

— Ко мне, — отвечает невозмутимо Тахиров.

— Куда мы едем? — спрашиваю, глядя на его профиль.

— Ко мне, — отвечает невозмутимо Тахиров.

В салоне автомобиля повисает немая тишина.

— Что прости? Зачем мне ехать к тебе? И почему, в конце концов, я не могу остаться в своем доме? — вопросы так и льются из меня потоком.

Водитель резко трогает с места, я провожаю взглядом удаляющийся из виду любимый дом и понимаю, что это должно быть навсегда. Слышится негромкий мелодичный звук входящего сообщения и Рустам достает из кармана свой мобильный.

Сердце стучит так громко и часто, что кажется разоврётся от напряжения. Хочется хорошенькое встряхнуть холодную невозмутимость Тахирова, выбить из него хотя бы каплю человеческих чувств и добиться какого-нибудь ответа. Мне не страшно, нет. Просто я хочу хоть какой-нибудь ясности в том, что сейчас происходит.

— Слишком много вопросов, Лера, — Рустам по-прежнему сидит и спокойно смотрит в свой телефон.

— Я буду жить у тебя? — кажется нужно задавать ему минимум вопросов, на которые можно получить ответ либо да, либо нет. Вдруг сработает?

Тахиров кивает и протягивает руку в мою сторону. От этого жеста я почему-то дергаюсь. Кажется, что он хочет меня коснуться, но он всего лишь кладёт телефон на сиденье между нами и я выдыхаю.

— Да, ты будешь жить у меня, — отвечает Рустам.

Он меня жалеет что ли? Почему просто не выставил на улицу?

— Почему я не могу остаться в своем доме? — задаю ещё один вопрос.

Прощай любимая кухня, любимая ванна с гидромассажем и удобная кровать с ортопедическим матрасом, которую я подбирала специально под себя. Во мне уже начинают просыпаться нотки ностальгии по тому месту, где я хоть и недолго, но была счастлива.

— Не люблю слишком болтливых женщин, — произносит Рустам. — Дом в Дергаево выставлен на продажу.

Вот и всё. Коротко, ясно и без каких-либо объяснений. Моя интуиция была права — свой дом я видела в последний раз.

Мы едем к пункту назначения молча. Я всё ещё бросаю на него короткие взгляды, поражаясь внешнему сходству с Тимуром, отчего моя рана на сердце становится только глубже, болезненнее. Мазохизм какой-то.

Мать Тахировых приезжала на похороны неделю назад. Сильно горевала насчет утраты сына. Говорила, что Тим был её любимчиком, несмотря на то, что в родном Каспийске у неё осталось ещё пятеро детей разных возрастов. Показывала фотографию мальчишек, где им всего по семь лет и рассказывала о том, что часто, даже во взрослом подростковом возрасте путала ребят. Я тогда слабо улыбнулась, не веря в то, что родных детей можно перепутать. Подумала, что должно быть сложно помнить подробности из прошлого, когда у тебя семеро детей. А теперь я прекрасно её понимаю. Ещё как понимаю.

Когда все три автомобиля въезжают на территорию элитного коттеджного посёлка я наконец осознаю, почему Рустам решил продать наш с Тимуром дом в Дергаево и почему он не нужен ему. Он кажется убогим сараем по сравнению с дворцом у которого мы останавливаемся. Амбал из соседней машины, который помогал донести мне сумку, сейчас галантно приоткрывает дверцу и протягивает мне свою огромную лапищу, чтобы я могла выбраться наружу.

Когда оказываюсь на улице, прямо перед трехэтажным дворцом с белыми колоннами и широким балконом, то открываю рот от удивления. Если на наш скромный коттедж мы потратили прорву денег, то сколько в таком случае стоит всё это великолепие?

Вокруг дома зелёная и красивая территория. Настолько просторная и необъятная, что можно построить ещё с десяток таких домов. Бассейн, беседки, теннисный корт, фонтан в античном стиле. Столько роскоши я не видела ни разу в своей жизни.

Рустам проходит мимо меня оставляя за собой легкий шлейф ярко выраженного парфюма.

— Можешь выбрать любую понравившуюся комнат, — произносит он спокойным голосом, не поворачиваясь. — Кроме моей.

— А если я откажусь? Если я не хочу жить с тобой? — выкрикиваю ему вслед.

Понимаю, что звучит это убого и жалко при всей моей непростой ситуации, но часто я не могу просто промолчать и остаться равнодушной. За это и многое другое я часто получала люлей в школе-интернате.

Рустам останавливается у входной двери из красного дерева и поворачивается ко мне. На лице непроницаемая маска, челюсти плотно сжаты, а в чёрных глазах не читается ровным счётом ничего. Ни одной эмоции.

— Я не стану тебя держать.

— Вот сюда ставьте, — произношу, обращаясь к амбалу, который любезно дотащил мой чемодан на второй этаж особняка.

Я не стала перебирать комнаты — не в том положении, чтобы капризничать, поэтому ткнула в первую попавшуюся, у лестницы. Моя временная обитель большая, просторная и теплая — с немаленькой двуспальной кроватью, шкафом-купе на всю стену и выходом на балкон. Не знаю сколько мне предстоит прожить в этом доме, но мне хотя бы не будет так тошно здесь.

Амбал ставит мои вещи на пол и без разговоров уходит, оставляя меня одну. Я опускаюсь на кровать и бездумно пялюсь в одну точку. Когда у меня только начались отношения с Тимуром, я тогда впервые подумала о том, что моя белая полоса после сплошной чёрной наконец-то наступила. Я расслабилась, выдохнула и встряхнулась. Начала по-настоящему жить и наслаждаться. А потом, смерть Тимура вновь шарахнула меня с небес на землю, напомнив о том, что сказка про Золушку не обо мне.

Неожиданно на меня накатывает такая сильная усталость, что я закрываю глаза и тут же проваливаюсь в глубокий беспробудный сон, который окутан мраком и чернотой. Просыпаюсь в холодном поту, когда на улице уже светло и наступило утро. На часах всего семь утра, но чувствую я себя вполне бодрой и выспавшейся. Не сразу понимаю, что нахожусь в чужом доме. Касаюсь ладонью живота, ощущаю отчётливые пинки ребёнка и с облегчением вздыхаю. После смерти Тимура я слишком много волновалась и нервничала. Надеюсь, что это никак не скажется на самочувствии ребёнка, иначе я себя за это никогда не прощу.

Телефонный звонок на тумбе заставляет меня окончательно пробудиться. Я подношу мобильный к уху и сразу же отвечаю на незнакомый номер.

— Здравствуйте, это из морга звонят, — произносит на другом конце провода меланхоличный голос. — Фамилия Тахиров Вам знакома?

— Да, это мой муж, — язык не поворачивается назвать его покойным.

— У нас остались некоторые его личные вещи. Приезжайте и заберите, иначе выбросим на помойку, — мужской голос завершает разговор и кладёт трубку.

Поехать в морг, это означает заново пропустить через себя воспоминания того самого дня, когда я узнала, что Тима больше нет. Но оставить его вещи на помойке я просто не могу. Поэтому быстро принимаю душ, переодеваюсь в свежую одежду и выхожу из комнаты.