— Присоединиться к вам? — повторил он за ней. — Я что-то не понимаю.

Эвадна Маунт ввинтила свою внушительную фигуру в беззащитный маленький стул.

— Так уж вышло, что для меня это особый вечер. Вечером в «Хеймаркете» — в «Королевском театре» в Хеймаркете — дается большое благотворительное гала-представление в пользу «Сирот Ист-Энда». Там будет весь Лондон, — произнесла она, сознательно смакуя клише. — Бобби Хоуз, Джек и Сисели, «Вестерн бразерс», двухтонная Тесси О’Ши и не знаю кто еще, и все вносят свою лепту бесплатно. В конце-то концов, благороднее ничего не придумать. Я — одна из авторов, состряпала коротенькую штучку для поднятия занавеса, мини «Ищи убийцу!», и вы никогда не догадаетесь, кто играет Алексу Бэддели.

— Кто же?

— Еще одна ваша прежняя знакомая. Кора.

— Кора? — повторил озадаченный Трабшо.

— Кора Резерфорд. Не говорите, будто вы ее забыли.

Еще несколько секунд он напрягал мозг. Затем воспоминания так и нахлынули.

— Кора Резерфорд! Ну конечно же! Понимаю. Она тоже была гостьей в ффолкс-Мэноре, ведь так?

— Верно.

— Значит, вы по-прежнему неразлучны?

— Ну, нет… Честно говоря, я почти не виделась с Корой, пока этот спектакль не свел нас снова вместе. Ну, мы иногда устраивали треп в трубку, но вот сверить часы нам как-то все не удавалось. Когда я свободна, она занята, когда она свободна, занята я. Впрочем, вы же знаете присловье: наши лучшие друзья не те, кого мы видим чаще всего, а те, кого мы знаем дольше. В том, что действительно важно, мы все еще товарищи грудь в грудь.

— Угу, — протянул Трабшо, на чей вкус выбор слов романистки был слишком уж ярко плотским. Он задумчиво повторил имя и фамилию: — Кора Резерфорд… Правда, — продолжал он, — я никогда не был любителем фильмов, даже когда Энни была жива. Мы ходили на них вместе, так как ей они нравились, пусть мне и нет. Не могу сказать, что я много слышал о ней в последнее время. Про Кору Резерфорд, имею я в виду. Она не ушла на покой?

— О нет, — сказала Эвадна Маунт. — Кора все еще упорно держится на плаву. Собственно говоря, она позвонила мне на днях, что заполучила роль в совершенно новом фильме. Впрочем, между нами говоря, она воображает себя своего рода отшельницей, которую иногда видят порхающей на Бонд-стрит, будто какой-нибудь экземпляр редчайшего вида экзотических пернатых, — редко наблюдаемая кинозвезда! — Романистка снисходительно посмеялась эксцентричности своей подруги. — Все это довольно нелепо, знаете ли, так как, насколько я слышала, она все так же бывает повсюду. Но если это помогает Коре стареть безболезненно, воображая себя английской Гарбо, кто я такая, чтобы испортить ей это развлечение?

— И вы сказали, что она играет в гала-представлении?

— Она играет Алексу Бэддели в открывающем программу скетче вашей покорной слуги. После чего будут пение, танцы, немножко смеха, немножко слез и эффектнейший финал. Так почему бы вам не пойти как моему гостю?

Трабшо почти согласился. Было очевидно, что последнее время его существование не скрашивали пение, танцы или комичные репризы. Однако он оставался осмотрительным и сдержанным, как положено блюстителю закона, и ему требовалось взвесить все «про» и «контра» для пересмотра своих планов, а особенно непосредственных планов, прежде чем ответить «да» или «нет». Короче говоря, он определенно хотел пойти в театр, но, кроме того, был исполнен решимости удостовериться заранее, нет ли какой-либо вероятности, что после он об этом пожалеет.

— Вопрос в том, — наконец сказал он, почесывая подбородок, который ничуть не зудел, — остались ли в кассе билеты? Судя по вашим словам, это ведь очень знаменательное событие.

— Ни единого билета не достать ни за деньги, ни за красивые глаза. Они были распроданы давным-давно, несмотря на цены, которые за них заломили. Пять гиней место в партере, можете себе представить? Но не беспокойтесь, у меня есть парочка контрамарок, так что все в ажуре.

Теперь Трабшо покосился вниз на свой костюм и галстук. Абсолютно респектабельные костюм и галстук — костюм серый из шерстяной ткани, галстук — одного из реже посещаемых лондонских джентльменских клубов. Но даже он, не habitue[3]Театроландии, понимал, что вряд ли кто-нибудь среди предполагаемой изысканнейшей публики, членом которой он покушался стать, поинтересуется узнать фамилию его портного.

Романистка поняла, что нагнало серую тучку на его невозмутимое лицо.

— Вы выглядите прекрасно, абсолютно прекрасно! — сказала она громко и ободряюще. — К тому же поглядите-ка на меня, э, а потом скажите, что будете чувствовать себя там не в своей тарелке.

И правда. Она была одета, как, припомнилось ему, и десять лет назад, в бесформенный костюм из твида, который выпячивался в некоторых местах, где выпячивалась она сама; но, кроме того, кое-где он выпячивался и по собственной инициативе. К тому же на скатерти — помятая всеми способами, какими только может быть помята шляпа, и сверх того, — лежала морская синяя треуголка, которая давно уже была ее фирменным знаком в лондонских литературных кругах. Да, Эвадна Маунт действительно не изменилась.

— Ну так, Юстес, — сказала она, — пошли? Начало в половине восьмого, иными словами без четверти восемь, так что у нас в распоряжении на дорогу всего двадцать минут.

Трабшо согласился. Он также настоял на оплате не только своей чашки чая, но и заказа своей спутницы, который, как оказалось, включал не один розовый джин, а два, причем по цене, какой Трабшо не предвидел.

Ничего, подумал он про себя, ссыпая на столик горсть серебра, а его спутница одним неуклюжим движением небрежно разом смахнула стопку зеленых «Пингвинов» в свою вместительную сумку. Вокруг Эвадны Маунт все кипело. Она уже веселыми подбадриваниями покончила с его одиночеством и полуизлечила его от того, что он в редкие минуты интроспекции, а то даже и в поэтические моменты, называл своей «духовной подагрой», и вот, забыв уныние, он вскоре присоединится к элите и будет присутствовать на великолепном гала-представлении. Вполне стоит двенадцати шиллингов и шести пенсов.

— Кстати, — сказал он, выходя с ней из «Ритца», дверь которого распахнул перед ними служитель в ослепительной ливрее, а затем с безупречной корректностью выпроводил их на тротуар, — как называется представление, которое нам предстоит увидеть?

Изо всех сил нахлобучив треуголку на голову, романистка нанесла злобный удар ребром ладони между передним и задним треугольниками.

— «Сбереги для меня последний чемодан», — ответила она. — Да, я знаю, название дурацкое, ведь, боюсь, и представление будет дурацким. За исключением, — добавила она, — моего маленького скетча. Он, заверяю вас, смертельно серьезен.

И в густеющем сумраке пятничного вечера начала апреля под эти загадочные слова они направились к ближайшей остановке автобуса.

Лоснящийся красный омнибус, который провез их по полной длине Пиккадилли и в открытом верхнем салоне которого они величаво примостились, будто на каком-нибудь слоне какого-нибудь махараджи, пятнадцать минут спустя доставил их в дальний конец Хеймаркета, всего лишь в нескольких ярдах от «Королевского театра».