– Давай спорить, Тангул, кто полонит больше русов? А? На половину полона. Твоя возьмет – я отдам половину своих. Выиграю – твоя половина плакала. А?!

Абдурахман, конечно, шутил. И он прекрасно знал: не очередной набег впереди, а один из великих походов Золотой Орды на народ, выходящий из повиновения. Поход, о котором будут потом слагаться песни и сказания, который принесет славу и богатство его участникам. Вот какой это будет поход! И Абдурахман предвкушал знатную добычу, что достанется ему, молодому смелому воину. Оттого заливался счастливым смехом.

Приятели еще весело поддразнивали друг друга, когда услышали позади всхлипывания. Обернулись разом. У входа в юрту стояла жена Тангула и плакала. Тангул сдвинул брови. Виданное ли дело – жена правоверного мусульманина и воина плачет на людях?! И это в пору, когда надо радоваться, славить всемилостивого и всемогущего Аллаха и доблестного мудрого правителя Мамая, ниспосланного Небом для укрепления силы и величия Золотой Орды!

– Женщина! – произнес угрожающе Тангул. – В уме ли ты?

– Зачем?.. – Жена глядела на Тангула с ненавистью и страхом. – Зачем вы не такие, как многие, не пашете землю, не живете мирно?..

Она не успела закончить.

Взвизгнул Тангул, выхватил из рук приятеля плеть и принялся остервенело хлестать жену.

– Я тебя проучу, чужеземка проклятая!

И, пнув уже поверженную на землю жену, точно извиняясь, сказал Абдурахману:

– Выгоню, как паршивую собаку!

На что Абдурахман благодушно отозвался:

– Не горюй, Тангул. У нас все впереди. И скоро. Шибко скоро!

И, поворотив коня, умчался передавать важнейший приказ.

Повинуясь приказу могущественного правителя Мамая, снималось степное воинство. Щетинилась сотнями тысяч копий Золотая Орда. Набухали тяжелыми стрелами колчаны. Облака пыли, вздымаемые ордынской конницей, предвестниками грядущих пожаров застилали небо.

Беда, от которой полтора столетия страдали русские земли, вновь поднимала голову. И целилась ныне в молодое сердце Руси – Москву.

Над Москвой прошел дождь. Веселый, теплый. Прибил пыль на улицах. Омыл листву деревьев. Ребятишек повеселил.

Вылезли на завалинки старики и старухи – кости погреть. Бабы и девки толпились у колодцев, гремели бадьями-ведрами, новости слушали-рассказывали. В рукава фыркали, давились смехом. Молодое дело!

День воскресный. Людны, шумны, пестры и веселы московские улицы-переулки и площади. Куда ни глянь, трава водяными каплями, словно драгоценными каменьями, играет-переливается на солнышке. Над избами от соломенных жухлых крыш – пар.

Хорошо!

За белокаменными кремлевскими стенами в великокняжеских хоромах тоже празднично. В просторной светлой гриднице, палате для многолюдных пиров, великий князь Дмитрий Иванович* чествует важного гостя. Столы ломятся от добрых обильных яств. Алая камчатная* скатерть уставлена тяжелыми серебряными блюдами, серебряными и золотыми кубками. Во главе стола – сам грузный телом великий князь. Справа и слева от него в ряд ближние люди.

Потчует князь Дмитрий гостей едой и винами. Песнями тешит, жалует.

Сивобородый старик с острыми глазами под редкими седыми бровями стоит в дальнем углу гридницы. Под звуки трехструнного гудка* поет-рассказывает о стародавних временах, о Русской земле.

Внемлют ему в тишине. Кубок не звякнет. Лавка не скрипнет. Голос у старика сильный и гибкий. То рокочет густым церковным колоколом, то пастушьим рожком поет, то заливается свирелью.

Торжественно и неторопливо выговаривает старец:

Далее вел старик повествование о былом могуществе Русской земли и о том, как пришли на нее черной тучей поработители.

Великий князь слушал не впервой сие слово о погибели земли Русской. Но оно каждый раз повергало его в печаль.

Верно: прекрасна и богата Русь. Да схожа с лоскутным одеялом. Составлена из многих земель-княжеств. А правильнее сказать – на них разделена. На землях тех – князья. Ино дружат между собой. Чаще враждуют. Норовят силой и хитростью отнять друг у друга власть. А с нею землю и людишек, что на ней живут и дают великий прибыток.

Испокон веков велось так. И – ох как часто! – оборачивалось лихой бедой.

С первой встречи-битвы с Ордой на реке Калке в 1223 году княжеские междоусобицы губят, обессиливают Русь перед монголами. Дед его, Дмитрия Ивановича, московский князь Иван Данилович, прозванный Калитой*, много потрудился для объединения русских земель. Дело Калиты продолжает он, великий князь Дмитрий. Легко ли это? Видит Бог – нет! Исполнилось ему всего девять лет, когда помер отец Иван Иванович, прозванный Красным*. Отца ему заменил митрополит Алексий, воспитавший юношу мудрым не по годам и благочестивым. В двенадцать лет отправился Дмитрий в свой первый поход. Оспоривал у него право на великое княжение князь суздальско-нижегородский.

С той поры до сегодняшней едва ли един год обходился без похода, без сражения и опасностей. Но нуждалась родная земля в силе и единении. И великий князь, ровно старательный и терпеливый кузнец, ковал будущее могущество не Московского только – всего Русского государства.

Даже беды умел обращать на пользу. Часто горела Москва, как всякий город, сплошь строенный из дерева. Случился при нем пожар небывалый, ставший известным под названием великого пожара Всесвятского, ибо начался с церкви Всех Святых в Кремле. Выгорела дотла Москва. Сгорели и деревянные крепостные стены, защищавшие ее от врага.

«Довольно, – молвил тогда Дмитрий, – будем возводить Кремль каменный». И с благословения митрополита Алексия весной 1367 года был заложен первый каменный Кремль.

Об этом вспоминал великий князь, слушая старца-гудца. И о том думал, сколь часто приходилось ему мечом смирять собратьев-князей, проливать русскую кровь. И это в пору, когда родную землю и русский народ терзали иноплеменники, алчные и беспощадные золотоордынские ханы.