Земля в ошметках точно перекрученных через мясорубку кишок была взрыта беснующимся в мучительной агонии животным. Металлический привкус чужой Силы вместе с дождевым холодком льнул к коже. Не просто чужой – нечеловеческий. Я долго пыталась ухватить плавающее на краю сознания определение магического следа.

Железо?.. Ржа?.. Нет, не получается с ходу определить.

Удрученно прицокивая, шаманка с осторожностью обошла труп и нависла над развороченным брюхом.

– Дочка, давай сюда сумку. Смотреть будем, кто пришел. – Тяжелый хриплый вздох. – Хотя чего уж тут, понятно, что углядим…

Лямка тотчас соскользнула с моего плеча, кожаное днище сумки с хлюпом впечаталось в грязь. Сухонькие старушечьи руки нырнули в матерчатое нутро, доставая оттуда набитый до отказа мешочек. Распустив стягивающий по горловине шнурок, Апаш, не скупясь, сыпанула порошкообразным содержимым на мертвую Лошадь. Вопреки ожиданиям порошок не осел на шкуре серыми комками, а покрыл ее равномерным беловатым, чуть светящимся налетом. Он приобретал заметно рыжий оттенок на искромсанном животе.

– Подсветите-ка мне, старой.

Засмотревшись на страшные раны, не задумываясь, я сгенерировала светляк и сама себе удивилась – никогда еще прежде пользование Силой не давалось мне столь легко, можно даже сказать, естественно.

Кто-то неподалеку шумно выдохнул. Обернувшись на звук, я напоролась сразу на два подозрительных, на грани враждебности взгляда и с опозданием сообразила, что Апаш просила просто поднести факел поближе.

Вот идиотка!

«Кто именно?» Не шаманка, понятное дело, я. Удружила сама себе, ничего не скажешь! Сдала со всеми потрохами.

Сгусток света меж тем поднялся над нашими головами и завис почти под самым тентом. Налет на шкуре замерцал, рыжие провалы на нем налились красной медью, задвигались, складываясь в причудливую руну. Она на мгновение вспыхнула и потухла. Вместе с ней погасла и сверкнувшая в моей голове примерно на то же время догадка.

Апаш же, видимо узнав все, что было нужно, потеряла к трупу всякий интерес. Шаманка сунула мешочек обратно в сумку, указала мне на нее – мол, возьми – и заковыляла в сторону Харунака.

– Неси туда, где взял, сынок, – ворчливо приказала старуха.

Кочевник вновь смиренно нагнулся. Мужчины молчали – то ли традиция не позволяла задавать шаманке прямые вопросы, то ли еще что. Лишь я, мучимая зверским любопытством, решилась подать голос:

– Что это такое было-то?

– Жиз Тарнык в Шарип-тош-Агай за данью наведалась, – пропыхтела старая Апаш, взбираясь на спину к Харунаку. – Жизнями возьмет, слезами да горем. А может, и еще чем.

Кочевники вздрогнули, как по команде, и хором помянули «Великое Небо» и какую-то дальнюю родню «шелудивого пса и одноглазого шайтана» – видимо, про пожаловавшую в клан нечисть им уже приходилось слышать. В отличие от меня.

– Жиз… чего? – непонимающе переспросила я. – Это кто еще такой?

– Кто такая. Жиз Тарнык, – снизошла до ответа шаманка. – Медный Коготь.

«Медный Коготь, – вертелось в голове, пока я шлепала по раскисшей тропе в сторону становища. – Медный».

И дождевые капли, собиравшиеся в уголках губ, тоже имели этот мерзкий металлический привкус…

Молясь об улучшении погоды, люди попрятались по юртам и старались без крайней нужды на улицу не соваться. Как назло, дождь лишь усиливался, точно намереваясь возвратить размоченные человеческие фигурки в первозданное состояние. Ведь согласно верованиям кочевых племен Дарстана первый человек – это кусок глины, оплодотворенный Великим Небом.

Кизяка осталось совсем немного, его берегли и жгли, только чтобы вскипятить воду для чая или похлебки. Надетый на меня ворох сырой одежды почти не грел. Время от времени ее приходилось сушить с помощью Силы, наплевав на конспирацию и косые взгляды.

Животный ужас, казалось, пропитывал войлок юрт и, испаряясь, отравлял воздух подозрением – он медленно, но верно въедался в людские души. Два последующих за страшной находкой дня стали для нас, да и для всего племени, просто кошмаром. Наутро, после той страшной ночи, обнаружили изуродованное тело одиннадцатилетнего мальчика, на второй день – обезображенный труп молодой женщины. А нынче, еще до рассвета, подняли крик в соседней юрте – там недосчитались годовалого малыша.

Медный Коготь вошла во вкус и, похоже, не собиралась умерять аппетиты.

Шаманка таскала меня на осмотр каждого тела. Отговорки, что я, мол, не судмедэксперт на выезде, не помогали. Мало того что ничего приятного в лицезрении трупов не было, так еще очень нервировали сопровождающие мое появление шепотки и взгляды исподлобья.

«Время такое. Суровое». Сама понимаю, но легче от этого почему-то не становится…

Еще в первый день наложением соответствующего амулета старуха проверила в становище всех до последней собаки, но результатов это, увы, не дало. Как не помогло и мое магическое зрение: рыжеватая дымка расползлась по всей округе, растворив ауры в грязно-медном тумане. Браслет тоже меня подвел – он постоянно был ровно теплым, намекая, что расслабляться не стоит.

«Может, следует прогуляться с ним по округе темной ночкой». Может. Но до таких высот самопожертвования мне еще карабкаться и карабкаться.

– Ну как-то же эту мерзость раньше уничтожали! – Я просто терялась в догадках. – Почему сейчас ничего не выходит?

– Когда-то изничтожали, – тягостно вздохнула в ответ шаманка, перебирая в сухоньких ручках-веточках связку амулетов. – Да времени минуло с тех пор – кочевок не счесть… Ох-ох-ох! То ли отвернулось от детей своих в гневе Великое Небо, то ли старая Апаш сердцем ослепла.

Само собой, я кинулась убеждать ее, что сердце Апаш зорко, как никогда, а Великое Небо если и отвернулось, то на секундочку.

– Будто прячет ее кто-то. – Вздох еще тяжелее прежнего. – А кто? Не свои же прячут, пришлые.

– Кого – ее-то? – поторопилась я отвлечь Апаш от скользкой темы «чужие среди своих». – Что за Жиз Тарнык такая?

– Проклятие степей. Само не приходит – зовут ее, уговаривают, жертвы сулят, дожидаются. Приходит в образе девичьем, силы немереной, с когтями острыми медными да голосом громким оглушающим. Дань щедрую собирает, дабы укорениться по эту сторону…

– Подождите-подождите, достопочтенная! «Девичий облик» солидно сужает круг поиска, разве нет? Можно же рассказать Талеген-даю или Айзуль-алым, а затем собрать всех девушек клана в одной юрте и подержать там пару деньков. При таком раскладе эта Жиз – тьфу, язык сломать – Тарнык сама себя выдаст!

– Увы, – покачала головой шаманка, – та, в чью душу вцепились медные когти, извернется и выскользнет, а невинные пострадают. Страх делает людей слепыми, а значит, жестокими, ибо не видят они того, что творят.