Стоял август, и в Приморье начинался бархатный сезон. Жара отступала, воздух становился свежим, и жители города стремились на золотые пляжи бухты Золотой Рог. Но пока таким желанным и доступным отдыхом воспользоваться ему будет не суждено. Да и в дальнейшем, как он убедится за годы службы, на отдых будет оставаться совсем немного времени. В основном оно будет посвящено службе, труду, борьбе за выживание в прямом смысле этого слова. Те же из его сокурсников, кто изменил этому незыблемому правилу флотской жизни или же по приходе на флот его не понял, будут вынуждены уволиться или надолго поставить крест на своей карьере. Белову повезло, через две недели его корабль ушел в дальнее плавание на семь месяцев.

Жизнь как тельняшка: за черной полосой следует белая. Так и судьбы людей складываются по-разному.

Коркин между тем отгулял свой отпуск полностью. В Хабаровске из-за нелетной погоды задержался на пару дней. Прибыв в отдел кадров политуправления Тихоокеанского флота с небольшим опозданием, он с удивлением обнаружил, что все места на новых кораблях уже разобраны. Оказалось, что многие лейтенанты-выпускники схитрили и вернулись из отпуска раньше. С досадой он узнал, что его друзья получили свои назначения, а Володя Белов уже находится в дальнем плавании.

От службы в береговых частях флота Коркин отказался наотрез. Тогда кадровик предложил ему должность секретаря комитета комсомола на сторожевике. Алексей знал, что это паросиловой корабль, его еще называют маленьким крейсером. Проект постройки пятидесятых годов, и его, наверное, вскоре спишут на иголки[2].

Кадровик заметил смятение лейтенанта и уверенно заявил:

— Сторожевик, конечно, старый, но школу службы следует начинать проходить именно на таких кораблях. Экипаж готовится к боевому выходу в Южно-Китайское море. Для этого встает в Находкинский судоремонтный завод. А завод, как тебе ни покажется странным, — это то место, где формируется офицер-политработник. Будет нелегко. Пройдешь испытание, назначим на самостоятельную должность. Это я тебе обещаю.

Справедливости ради следует отметить, что выпускники-лейтенанты в то время не назначались на должности замполитов кораблей третьего ранга. Для этого следовало прослужить хотя бы год на комсомольских должностях или замполитом боевых частей кораблей второго ранга.

Для большей убедительности Иван Иванович, так звали заместителя начальника отдела кадров, написал на листе бумаги свой служебный телефон, должность и фамилию.

— Через два года позвони, — сказал Иван Иванович. — Там, где будешь служить, год идет за полтора, плюс дальневосточный коэффициент, — подбодрил лейтенанта кадровик.

У Алексея по лицу поползла улыбка. Он вспомнил, что в училище дальневосточный денежный коэффициент называли надбавкой за дикость. Алексей тогда не мог знать, что кадровику он приглянулся своей решительностью и готовностью выполнить любую задачу. К тому же Ивану Ивановичу надоели каждодневные просьбы сослуживцев и начальников устроить «своих» лейтенантов. Все ходоки просили за Камчатку и за службу в подплаве[3]. В этом был шкурный интерес — повышенные северные надбавки и год службы за два. А этот деревенский парень, не ломаясь, принял не самое лестное предложение. К тому же Иван Иванович уже и не рассчитывал, что сумеет подобрать кого-нибудь на эту старую посудину. Должность секретаря комитета комсомола с год была там вакантной.

После ухода лейтенанта Иван Иванович вспомнил первого прибывшего к нему раньше срока лейтенанта Белова. «Одному улыбнулась судьба, — подумал он, — а другому судьба дала первое испытание». Кадровик прекрасно знал, что корабль проблемный, к длительному пребыванию в море не готов, а порт приписки — поселок Тимофеевка. На сленге моряков это означало, что если Тихоокеанский флот — просто задница, то Тимофеевка, а попросту Тимоха, — глубокая задница.

К месту службы Коркин добирался долго и практически наугад. Поездом до Уссурийска, затем на лесовозе до поселка Тимофеевка. Молодость не заметила дорожных неудобств, слишком велико у лейтенанта было желание скорее прибыть на корабль. Да и окружающая природа не очень его разочаровала. Скорее обрадовала. Дальневосточная тайга напоминала родную нижегородскую природу. Такие же величественные сосны, что плотной стеной стояли вдоль дороги, с первого взгляда выглядели неприступной крепостью, куда человеку вход воспрещен. Свободное место между соснами и кедровником занимали лиственные деревья и пышнотелые кусты лимонника. Лес блистал разноцветными красками и походил на разодетого богатого купца. «Наш нижегородский купец одевается поскромнее», — пришло ему на ум сравнение.

В Тимофеевку Андрей прибыл к ужину. С двумя чемоданами он вышел на пирс, к которому были пришвартованы несколько старых рыболовецких сейнеров и судно вспомогательного флота с облупившимися бортами, плюс тральщик и два сторожевика. Матросы выстроились вереницей и сгружали со вспомогательного судна мешки с мукой и какие-то коробки. На лейтенанта в новенькой форме никто не обратил внимания.

«Поизмялся, конечно», — первой пришла в голову досадная мысль. Но смутило его совсем другое.

Один из боевых кораблей стоял к пирсу правым бортом, другой — левым. В голове у лейтенанта мелькнула флотская примета: как зайдешь на корабль в первый раз, так и служба пойдет. Счастливый знак, когда корабль стоит правым, офицерским бортом. «Судя по всему, служба не пойдет», — подумал Алексей. Его корабль стоял к пирсу левым бортом.

Приняли лейтенанта буднично и равнодушно. Лишь замполит и старпом обрадовались. Замполит сразу загрузил работой — заполнять партийную документацию за прошедшие полгода. Старший помощник командира забил его в график на все корабельные дежурства и вахты. Хотя по уставу, пока новый офицер не сдаст зачеты по знанию корабля, его не имели права заставлять возглавлять дежурную и ходовую службу. В дополнение все нештатные должности повесили на молодого лейтенанта, начиная с общественного дознавателя и заканчивая заведующим офицерской кают-компанией.

Служба в Тимофеевке началась. Через неделю Алексей сдал все зачеты и приступил к исполнению корабельной службы. Дежурным по кораблю он заступал через два дня на третий. Большинство офицеров находилось в разъездах или отпусках, а дежурный отвечал за повседневную организацию работы личного состава корабля. Никакой партийной, комсомольской и в целом воспитательной работы офицеры не проводили. После вечерней проверки они под любым предлогом сбегали с корабля, женатые — домой, холостяки — в местный ресторан. Дежурный офицер оставался вечером и ночью один на один с сотней матросов-срочников.

Рутина постепенно затягивала. Через день — дежурство по кораблю, поездки в штаб и политотдел бригады на совещания, посещение вместе со штурманом гидрографического отдела, поиски сбежавших с корабля в сопки молодых матросов. В то время говорили, что на Тихоокеанском флоте нет такого корабля, с которого бы не убежал матрос. Тогда был сильнейший всплеск неуставных взаимоотношений.