Впрочем, от замечаний меня это не удерживало. Не хочет моей помощи — ей же хуже.

Укоризненно покачав головой и потянув на себя скрипучую раму, я открыла окно настолько, чтобы туда можно было просунуть голову.

— Здравствуйте, мистер Доджсон!

— Здравствуйте, мисс Алиса, мисс Эдит. — Он, как обычно, чопорно поклонился. Однажды я ему заметила, что он ходит так, словно в его сюртук на спине вшита кочерга. Мистер Доджсон глубоко задумался над моими словами, взвешивая их, и, поразмыслив, в конце концов признал мою правоту, но заявил, что ничего поделать с данным обстоятельством не может.

Я сочла его ответ разумным и больше к этому вопросу не возвращалась.

— Алиса! — В комнату решительно вошла Прикс, без сомнения, вызванная Иной. Та стояла на некотором расстоянии от окна, скрестив руки на груди и грозно взирая на меня. — Что ты делаешь? Юные леди не кричат из окон, как обезьяны!

— А мне хочется быть обезьяной! — Я на мгновение забыла про мистера Доджсона. Обезьяны были моими любимыми животными — вместе с котятами, кроликами, ежами, мышами и ящерицами. — Разве это не здоровски?

— Алиса! Где ты взяла это слово? Юные леди так не говорят. — Прикс протянула было руку над моей головой, чтобы закрыть окно, но, увидев мистера Доджсона, стоявшего, задрав голову и с улыбкой взиравшего на нас, остановилась. — О!

— Н-н-не составят ли юные леди мне к-компанию во время прогулки по двору? — Мистер Доджсон снял шляпу. — В вашем сопровождении, разумеется, — поспешно прибавил он.

Я сочувственно покачала головой: он стал заикаться еще сильнее, чем прежде. Бедный мистер Доджсон! (Или До-До-Доджсон, как он это выговаривал.) Однако он, кажется, никогда не переживал по такому поводу, в отличие от Прикс с ее бородавками. Пытаясь от них избавиться, та постоянно пробовала какие-то новые кремы или притирания.

— Ну ладно. — Губы Прикс растянулись в неожиданной, а потому пугающей улыбке, затем она чуть согнулась, лицо ее исказилось, словно от боли, и в завершение ее рот внезапно обнажил почти все зубы. Поправляя прическу, разглаживая юбки, она резко развернулась и внимательно оглядела нас троих, хмурясь на мой грязный подол. — Алиса, иди попроси Фиби немедленно тебя переодеть. Впрочем, вам всем придется переодеться. И мне, возможно, тоже.

— Но зачем? Ведь я снова испачкаюсь. — Мне никак не удавалось понять, отчего ей приходится повторять очевидное.

— Потому что твоей матери придется… в общем, она будет очень разочарована, если я допущу, чтобы ты выглядела подобным образом.

Я была вынуждена признать, что в чем-то она права. Увидев меня, дочь декана, за пределами дома, одетую не в накрахмаленное, свежевыстиранное белое платье — причем чем больше на нем оборок, тем лучше, — мама, конечно, разволновалась бы.

Повернувшись спиной к окну, Прикс громко прошептала:

— Почтем за счастье сопровождать вас, благодарим вас, мистер Доджсон. Мы тотчас к вам присоединимся.

— Да он же не слышит, — напомнила я. — Он глух на правое ухо. Ему нужно кричать.

— О, но я… Ох, ну давай, Алиса, только не кричи. Просто громко скажи.

Я тряхнула головой. Прикс всегда чрезвычайно педантично следовала всем правилам приличия за исключением тех случаев, когда дело касалось мистера Доджсона. Он один мог заставить ее вести себя так, что, если прищуриться и как следует постараться, можно было представить себе, что она тоже когда-то была настоящей маленькой девочкой вроде меня.

— Мы будем счастливы служить вам, — громко и медленно проговорила я глубоким голосом, каким лапа читал проповеди. — Мы сейчас к вам выйдем. — Я наклонила голову.

Мистер Доджсон взглянул вверх на меня, раскрыл рот и расхохотался. Он продолжал смеяться, и когда сел в ожидании нас на скамейку, сначала поддернув на коленях брюки. Мужчины всегда так делали, чтобы не измять их. Только я точно не знала, откуда мне это известно. Я раньше и не подозревала, что обладаю подобной информацией. Когда мне было шесть, я вообще ничего не знала. Теперь же, когда мне стукнуло семь, я диву давалась, до чего становилась умной.

— Идемте, девочки! — Прикс похлопала в свои широкие коричневые ладони. — Переодеваться! Быстро! — Со вздохом оглянувшись на доску, она поспешно выпроводила нас из классной комнаты. — Нам бы вернуться к географии… но денек сегодня такой чудесный. Вместо географии, пожалуй, займемся ботаникой. Для разнообразия. — С этими словами она неожиданно дерзко улыбнулась самой себе.

Я в очередной раз поразилась способности взрослых все приятное превращать в урок. Неужели все это лишь ради нашего блага? И неужели даже в отсутствие детей за обеденным столом или на одном из маминых музыкальных вечеров они не перестают говорить: «Замечательный чай. А знаете ли вы, что его привозят из Индии, которая является частью Британской империи со времени восстания 1857 года?»

Я надеялась, что скоро найду ответ на этот мучительный вопрос, поскольку уже начала участвовать в некоторых развлечениях, проводимых здесь, в доме декана. Не далее как месяц назад мама позволила нам с Иной и Эдит исполнить для гостей колыбельную «Мерцай, мерцай, маленькая звездочка». Особенно выражал свое восхищение мистер Рескин. Когда я шла мимо него, он потрепал меня по голове, после чего мы присели в реверансе и пожелали всем доброй ночи.

Хоть он и потрепал по голове меня, вздох его восхищения относился к Эдит…

— Вы только взгляните на эти тициановские локоны! — воскликнул мистер Доджсон. Помню, на уроке рисования я еще спросила его, что такое «тициановские», на что он, с шумом втянув в себя воздух, заявил, что уровень моих знаний приводит его в ужас, однако на мой вопрос так и не ответил. Не ответил даже после того, как я заметила ему, что он сейчас упустил отличную возможность этот уровень повысить.

— Алиса, поторопись! — Ина схватила меня за руку и потащила по широкой галерее, вдоль которой по стене с одной стороны были развешаны живописные английские пейзажи, которыми так восхищался папа, а с другой тянулись нарядные резные перила, украшенные с противоположных концов свирепыми львами. — Нельзя заставлять мистера Доджсона ждать!

— А почему? Ему все равно некуда спешить. — Хотя мне было известно, что он преподавал математику в колледже, я не сомневалась, что мистер Доджсон всецело этому занятию не отдавался. Он принадлежал скорее нам, чем своим студентам. Он был нашим товарищем по играм, нашим гидом во время многочисленных экскурсий, нашим рабом на галерах (мистер Доджсон часто катал нас на лодке, сидя на веслах, по Айзис. Тогда мы любили представлять, будто он Нельсон, а мы его сподвижники. А мистер Доджсон меж тем выполнял различные маневры на воде, будто мы участвовали в Трафальгарской битве).

Но так стало недавно. Сначала же его любимчиками были мой брат Гарри и Ина. Это началось с того дня, как мистер Доджсон познакомился с нашим семейством, попросив позволения сфотографировать дом декана из сада. Как говаривала мама, в один прекрасный день мистер Доджсон появился у нас со своей проклятой камерой да так и не ушел. Нас с Эдит вызывали из детской лишь иногда и, как правило, для того, чтобы сфотографировать. Однако в тот год Гарри уехал в школу, и мистер Доджсон наконец-то заметил меня и Эдит и, наведываясь к нам, стал вызывать вместе с Иной и нас тоже.