Прибыв в Вальядолид весной 1351 года, молодой государь предстает перед кортесами Кастилии, единственная роль которых заключалась в том, что они по традиции провозглашали королей.

Известно, что в отличие от французской монархии, где некое божественное право в некоторой степени определяло наследование трона, наследственное право испанских королей на престол зависело только от «избрания» представителей сословий. Даже при жизни короля лишь собрание подтверждало права наследника на корону. Так что естественное наследование от отца или матери к сыну или дочери установилось скорее не как принцип, а как феодальный обычай. Этот принцип «избрания» вполне объясняет те конфликты и соперничество, предметом которых очень часто становилась корона Кастилии. И на этот раз молодой король, несмотря на всю свою гордость, тем более обязан был подчиниться традиции, так как предпочтение, выказываемое покойным королем бастардам де Гусман, могло представлять для него опасность.

После окончания церемонии провозглашения кортесы по законам Кастилии объявили свои наказы и жалобы. Здесь следует подробнее описать сложившуюся в королевстве к тому времени ситуацию, социальную структуру, нравы и возникавшие в нем проблемы.

Короне Кастилии, более могущественной, чем соседние государства Арагон, Наварра, Португалия и Гранада (последней до сих пор владел мавританский государь), принадлежали Леон, Галисия, страна басков, Старая и Новая Кастилии, Эстрамадур, Мурсия, Хаен и вся западная часть Андалузии. Феодальный строй, который почти не удалось разрушить Альфонсу X и Альфонсу XI, очень сильно отличался от французского и немецкого феодализма того времени. Можно сказать, что он был не столь иерархичен; но, с другой стороны, он больше зависел от привилегий городов, содружеств и корпораций, чем умело пользовались короли Кастилии XIII века в борьбе с независимостью сеньоров.

Сеньоры условно делились на крупных вассалов, или «благородных» (рикос-омбрес),[3] — они станут основой для будущего класса грандов Испании — и на простых дворян, или идальго, которые от них зависели, но с одной примечательной особенностью: на основании положений любопытного сборника нотариальных актов, свидетельств и клятв и те и другие имели право «денатурализоваться», то есть поменять сюзерена. Таким образом, гранд мог, не нарушая обязательств, перейти от одного короля к соседнему королю, а идальго — уйти от своего сеньора по рождению к выбранному им сеньору. Такой же привилегией пользовались города и общины.

Муниципальные права в Испании были значительно более полными и, следует отметить, более прогрессивными, чем в других монархиях Европы. Благодаря этому городская буржуазия, в особенности в Кастилии, играла значительную роль.

Духовенство плохо вписывалось в эту нечеткую феодальную систему, а сами епископы почти не уступали простым дворянам, практически независимым от власти своих сеньоров. Влиянию епископов, скорее моральному и интеллектуальному, чем политическому, иногда противостояли власть и возможности трех рыцарских орденов, которые были созданы Альфонсо Благородным в XII веке: Сантьяго, Алькантара и Калатрава. Их великие магистры утверждали, что подчиняются только королю или папе.

Что касается крестьянства, то, несмотря на отмену крепостного права в Кастилии Святым Фернандо, оно из-за своего нищенского положения представляло собой разнородную толпу, зависящую от поборов идальго и церковников. Исключение составляли бегетерии (behetrias) — небольшие своеобразные деревенские республики, разбросанные по всей Кастилии. Крестьяне там были владельцами земли и могли, уплатив повинность, выбрать подходящего сеньора, даже если его вотчина находилась за «тысячу лье» от их надела.

Отметим также, что евреи и мавры, хоть и держались вдали от политического сообщества, не страдали от недоверия и гонений, которые им предстояло пережить в XVI веке. Не участвуя в общественной жизни, они наравне со всеми овладевали самыми разными профессиями, занимались торговлей, медициной, независимыми ремеслами, развивали литературу, поэзию, точные науки. Крупные сеньоры и сами короли часто становились их родственниками и друзьями. Это сосуществование привилегий и прав, характерное для Испании, давало возможность различным социальным классам жить в атмосфере понимания и относительного согласия и нарушало строгость феодальной системы.

Естественно, лояльность испанской феодальной системы вовсе не исключала междоусобныевойны сеньоров, местные восстания, симонию, падение нравов, наблюдавшееся даже среди епископов и аббатов, разгул грабежей, клятвопреступлений и преступности. Но подобные печальные явления вовсе не были связаны с существующим строем. Они (и не только в Испании) стали новым отрицательным явлением, которое XIV век и упадок средневековья привнесли в европейское общество, двести лет жившее в состоянии сбалансированного равновесия.

Долгое заседание кортесов Вальядолида по случаю восшествия на престол короля Педро является единственной достойной уважения страницей в истории его правления — периода беспредельной жестокости и насилия. Это заседание состоялось благодаря Альбукерку, епископу Вас-ко, его главному соратнику, и одному еврею, Са-муэлю эль Леви, очень уважаемому в финансовом мире человеку, который станет главным казначеем Кастилии.

Списки наказов разных сословий, написанные на кастильском языке (а не на латинском, который до Альфонса Мудрого был единственным языком государственных документов), свидетельствовали о правильном понимании государственных нужд и интересов. Достойный уважения факт в такие смутные времена.

Духовенство требовало компенсации за ущерб и конфискации, от которых оно пострадало. Оно робко протестовало против нарушения андалузскими евреями воскресного отдыха и весьма недовольно было тем, что многие церкви лишились права разрабатывать карьеры и соляные рудники.

Дворянство проявляло не меньшую сдержанность. Оно лишь умоляло короля прекратить дальнейшее распространение бегетерий,[4] способствующих разрушению территориального принципа феодализма. Идальго сетовали на то, как трудно сеньорам найти дешевую сельскохозяйственную рабочую силу. И наконец, они высказывались против наблюдавшейся в высших сферах тенденции ущемлять полную налоговую неприкосновенность дворян.

Списки требований городов были обширнее и интереснее. Удивительно, что выражения явной нетерпимости в них граничат с проявлениями редкого либерализма. Евреи не должны владеть землей, в то же время им необходимо предоставить равные со всеми права в занятии любыми профессиями и одинаковые с христианами Кастилии личные свободы. Налоги на товары слишком высоки, но внутренние таможни и дорожные пошлины следует отменить везде, где они существуют. Воры, бродяги, нищие заслуживают более серьезных наказаний, чем кнут и позорный столб; но, с другой стороны, любой смертный приговор против кого бы то ни было следует исполнять лишь после того, как король лично рассмотрит дело и поставит на приговоре свою подпись…