— Прощай, Хозяин, — сказала я, — и прости меня. На всякий случай я тебя тоже прощаю. Да упокоит тебя Тьма!

Я тихонько вышла из комнаты Беша и пробралась к себе. Там я оделась по-дорожному, прицепила к поясу хадасский кинжал и кошель, в который пересыпала монеты из тайника, а ошейник расстегнула и бросила под кровать. Больше я никому не принадлежу — вот, пожалуй, единственное, что меня обрадовало.

Вот и я наконец повзрослела, и ухожу в леса, как мои звериные сородичи.

Дикой карсе, зверю-убийце, самое место в Диких землях.

В доме, который я ещё вчера считала своим, всегда кто-нибудь спит и всегда кто-нибудь не спит. Так что не было смысла пытаться уйти незамеченной. Надо было только вести себя, как ни в чём не бывало.

У самых ворот меня окликнул долговязый Пакинна, которого Беш взял к себе только пару дней назад.

— Эй, киска! Пошли в сарай, поиграем!

Я остановилась и одарила его самой дружелюбной улыбкой, словно ненароком показав клыки. Пусть человеческие, но острые и крепкие.

— Ну, если это у тебя отрастает, как у ящерицы хвост — почему бы и нет? — мурлыкнула я. — А то ведь могу и заиграться…

Пакинна шарахнулся в тень, так ничего и не ответив. Храбрый парень. Или дурак. Впрочем, какая мне теперь разница?

Я зашагала по улице ленивой, неспешной походкой. В голове у меня были сплошные сумерки, и бестолковые мысли метались там из стороны в сторону, как летучие мыши в пересветном небе.

Куда теперь? Наверное, надо купить коня. Или украсть. Или пристроиться к какому-нибудь каравану, идущему к переправе.

У меня забурчало в пустом животе. Для начала было бы неплохо поесть. И выпить.

Я чуть было не свернула в первую же харчевню, но вовремя спохватилась. В ближайших пивных и тавернах прекрасно знают, кто я такая — в смысле, знают, что я женщина из шайки Беша. Первым делом мне нужно уйти подальше от кварталов, где меня знают.

В конце концов я нашла то, что меня устроило — суетливую обжорку при постоялом дворе, где было полно приезжих и никто никого не знал и не интересовал. Толстая хозяйка принесла мне сухарей, сыра, большой кусок сильно перченого и ещё круче посоленного мяса и две кружки тёмного пива. Нехитрая, но беспроигрышная игра: мясо требует к себе ещё пива, а пиво — ещё мяса…

Наверное, у меня всё-таки что-то повредилось в голове сегодня утром. Да и пиво подсобило — хорошее пиво, горькое и крепкое. Уже не единожды сменились посетители, мне давно было пора уходить, а я всё сидела, прихлёбывая из очередной глиняной кружки, и размышляла о всяких глупостях.

О синем восходе, например. Или о собственной матери. Или о диких карсах, запертых в клетках передвижного зверинца. Когда владельца зверей не было поблизости, я прижималась лицом к железным прутьям, и хищные карсы с мурлыканьем лизали мне щёки и лоб. Они понимали, что я тоже не человек. И тоже не свободна. От шершавых языков у меня на коже делались ссадины, но на следующий красный день от них не оставалось и следа.

Есть такое присловье: «заживёт, как на оборотне». Какие бы раны не получил оборотень в человеческом обличьи, они исчезнут, когда он превратится в зверя. Если же его ранят в зверином виде, человеческое тело после превращения окажется целёхоньким. Для того, чтобы расправиться с оборотнем, надо убить его до захода солнца.

Хорошее свойство. Но я бы отдала его, не раздумывая, в обмен на память о моих синих днях. Только кто мне предложит такой обмен?

Тьма и все демоны Ночи!

Я хочу знать, что случилось вчера в комнате Беша. Знать хочу!

— Не, вот этого не знаю, — прозвучал чей-то голос из облака мути перед моими глазами. — Кто такой? Ну… посетитель и всё.

Я вскинула подбородок и сосредоточилась. Передо мной с недвусмысленной ухмылкой на лице стояла толстая хозяйка.

— К-кто?

— Ну ты же спрашивала, кто этот старик. Я и говорю, что впервые его вижу.

— Какой старик?

— Который хочет с тобой поговорить и всё такое.

— А-а…

— А деньги у него есть, — обнадёжила меня хозяйка. — Ну?

— Пошла вон! Я т-те кто — шлюха?!

Хмель с меня слетел, и вместе с ним пропало настроение размышлять джерх знает о чём. Хватит, засиделась я тут. Пора идти.

Я легко отодвинула дубовую скамью и поднялась из-за стола. И тут незнакомый, въедливый старческий голос пропел мне в самое ухо:

— Не спеши, госпожа Тури.

Я обернулась. На меня смотрел незнакомый старикашка совершенно пакостного вида. Плешивый, с клочковатой бородёнкой, торчащими в разные стороны усами и маленькими раскосыми глазками. Смотрел и улыбался ехиднейшей из улыбочек. Как будто знал обо мне что-то такое, чего не знаю я сама.

Настроение у меня было в самый раз, чтобы надавать старикашке по шее. Не взирая на почтенный возраст. Или, наоборот, взирая — тогда не по шее надавать, а плешь начистить.

Но цепкий взгляд его маленьких глазок был серьёзен. И я вдруг поняла, что старик интересовался мной не из похабных соображений, как решила дура-хозяйка. У него действительно есть ко мне дело.

А кроме того, он назвал меня по имени.

— И о чём ты намерен со мной говорить? — ровным голосом спросила я.

— О синих восходах. Или о красных… какая разница? — развёл руками старик. — Я хочу предложить тебе обмен, госпожа Тури.

О синих восходах? Т-тёмное небо! Мои мысли он прочёл, что ли? Я удивилась, но — умеренно. За что я люблю пиво, так это за то, что оно помогает спокойно воспринять самые странные вещи.

— Или я рехнулась, или ты — колдун, — заметила я, опускаясь на отполированную сотнями задов скамью.

Ехидная улыбочка породила такой же точно смешок.

— Говори лучше «чародей», — поправил меня старик и грохнул кулаком по столешнице:

— Хозяйка! Неси-ка ещё мяса. И пива. И сыра. И пива…

— Мне до вечера надо выйти из города, — сказала я.

Чародей покачал головой.

— До вечера тебе надо перебраться через Юбен. Ничего, коня я тебе дам отменного — и выносливого, и быстрого.

Я прищурилась на него поверх кружки с шапкой жёлтой пены.

— Ты говори, чародей, — насмешливо предложила я. — Рассказывай. А там посмотрим.

Пересечь реку — это всегда как будто умереть и родиться заново. Умереть на этом берегу, родиться — на том.

Я стояла на бревенчатом настиле старенького парома, крепко держа в поводу вороного жеребца по кличке Ветер, и смотрела на красный шар Четтана, что уже опустился совсем низко. Золотисто-красные блики протянулись к нам по воде, словно указывая дорогу. Мелкие волны тихо шлёпали о днище парома. Да, уж кто-кто, а я и впрямь оставляла на восточном берегу свою прежнюю жизнь.