— Мои обязанности…

— Тембит уже доложил мне о состоянии дел в замке и на острове. Он сообщил, что поля возделаны и готовы к дождям, что новые саженцы благоденствуют в питомниках, — Кейда сказал это с теплой признательностью. — Даже вся домашняя птица и козы здоровы, что большая редкость в конце засушливой поры.

— Разумеется, я стремлюсь служить владению чем могу. — Нескрываемое удовольствие несколько оживило лицо Сэйн. Она попыталась сесть прямо, но лишь рассыпала подушки, яркие цвета которых заиграли в свете лампы. Маленькая рабыня едва успела подхватить чашу с мазью нерешительно затрепетавшими руками, запачканными ее содержимым.

— Сейчас ты свободна ото всех обязанностей перед владением. И все мы просим тебя заботиться о себе и о ребенке, пока вы оба благополучно не пройдете через роды.

Возможно, Сэйн выказала бы чуть больше присутствия духа, если бы ей служили не такие болваны.

После того, как она опять устроилась поудобней, он призадумался, обвив рукой ее плечи, но передумал: нет, не стоит. Ни Рекха, ни Джанне особенно не приветствовали тесных объятий столь близко к родам. Вместо этого он задержал ладонь над самым выпуклым местом ее живота и спросил: «Можно?»

— Она брыкается. — Сэйн накрыла его ладонь своей, чтобы он лучше почувствовал, как внутри бьется дитя.

— Мы уже довольно скоро узнаем, девочка там или мальчик. — При этих словах Сэйн напряглась под его рукой, искорки в ее глазах угасли. Кейда наклонился, чтобы запечатлеть пылкий поцелуй на ее лбу. — Девочка или мальчик — это твое дитя, и тебе его растить. А вот дар для ребенка, подтверждающий мои слова.

Порывшись в кармане, он выудил оттуда небольшой шелковый сверток, надежно перевязанный хлопчатой тесьмой. Сэйн приняла пакет, ее длинные, покрытые лаком ногти быстро справились с узлом, детский восторг озарил утомленное лицо.

— О, Кейда, супруг мой, какая красота. — Она подняла в руке мерцающую птичку, сложенную из серебряных цепочек, соединяющих опаловые перья.

— Повесь этот талисман над колыбелью малыша, — улыбнулся Кейда. — Чистота этих камней охранит нашего первенца.

— Я думала о будущем нашего малыша. — Сэйн положила мерцающую птичку себе на колени, ее голос задрожал. — Возможно, мне следует посетить башню безмолвия. Я не бывала там с тех пор, как явилась сюда, а дожди не начнутся еще несколько дней. Я могла бы добиться там какого-нибудь важного видения, чего-нибудь о судьбе ребенка, и это мой долг как твоей жены…

— Ты не в состоянии сейчас проводить ночь под открытым небом на голой земле, какой бы ни была погода. — Кейда расслышал, как, соглашаясь с ним, выразительно крякнул Ханьяд. — Как только дитя родится и ты окрепнешь, мы отправимся на север, к нашему приюту на сезон дождей. Тогда можешь подумать о подобном обряде — Рекха и Джанне охотно помогут тебе со всеми надлежащими приготовлениями. Это произойдет достаточно скоро, еще не поздно будет узнать, какие нити из прошлого или будущего может держать в руке твое дитя.

— Как прикажешь, мой повелитель. — Сэйн удалось слабо улыбнуться, но Кейда понимал, что она расстроена.

Последнее, чего я хочу — это вести себя с тобой как тяжелый на руку военачальник, а ведь это все, что ты знала в жизни. Но ты, о проклятие, так все усложняешь.

— Иди в постель, дорогая. И оставайся там сколько захочешь завтра утром и каждый день после того. — Кейда поднялся с пола. Ханьяд уже был на ногах и отворял позади него двойные двери в спальню Сэйн. Маленькая рабыня прошмыгнула мимо верзилы, стирая масло с ладоней обрывком хлопчатой ткани. Кейда помог Сэйн встать. Она была от души благодарна ему за столь тесную поддержку, когда он обвил рукой ее талию. На миг он осторожно прижал ее к себе.

— Спи хорошо, мой цветочек. Помоги своей госпоже, Ханьяд, я закрою за собой сам.

Перепоручив ее бдительной заботе слуги, он вышел в сырую пьянящую ночь, подавив бурный вздох. На дворе те слуги и рабы, что закончили на сегодня свои труды, отдыхали и ужинали близ жаровен, выставленных вне их жилищ. Лица их сияли в ярких отблесках рыжего света. Воздух благоухал травами, воскурявшимися на углях, дабы прогнать грозно попискивающих и гудящих в ночи кусачих насекомых, и смех то и дело прорывался сквозь низкий рокот бесед. Телуйет ждал внизу, у крыльца.

— Как она?

— Почти как всегда. — Кейда пожал плечами.

— Теперь уже недолго, скоро она родит, — решился произнести Телуйет.

— И как ты думаешь, это будет мое дитя или Ханьяда? — Кейда двинулся к более крупному строению со вторым этажом над средней частью и крыльями с окнами по обе ее стороны.

— Она пришла на твое ложе нетронутой, мой господин, — задумчиво сказал Телуйет. — И не думаю, что у нее было достаточно времени привыкнуть к твоим ласкам, чтобы призадуматься, а не поискать ли кого еще.

— Достаточно правдоподобно.

И все же то был еще один новый опыт для не в меру чувствительной девушки, прибывшей в неведомое владение. И едва ты ласками отучил ее сжиматься и дичиться, она вдруг забеременела, и ее тошнота положила конец любым объятиям. Действительно не могу себе представить, чтобы Сэйн думала, будто сколько-нибудь приближается к порядочной доле преимуществ этого брака.

Тут настроение Кейды поднялось при звуке оживленных голосов, внезапно затихших за колоннами дома его жены Рекхи. Тени-невелички метнулись по ступеням крыльца, и Кейда присел, знаком велев Телуйету сделать то же самое. Они подобрались поближе почти ползком. Тут Кейда вскочил и поймал за талию вторую дочь, оторвал ее от земли и порычал ей в ухо:

— Эви Дэйш, что ты делаешь снаружи, когда стемнело? Опять ловишь домашних ящерок?

— Отец мой! — Она запищала от удовольствия, изворачиваясь в объятиях, чтобы обхватить руками его шею.

— Вида? — Кейда поднял брови, ибо следующая по возрасту девочка умудрилась между тем прыгнуть на спину Телуйету — благодаря тому, что раб постарался промахнуться, бросаясь к ней.

— Мы не слышали, чтобы нас кто-то позвал, — постаралась она ответить как можно невиннее.

— Как это могло быть? — Кейда отодвинул в сторону локон великолепных темных волос Эви и щекотнул ее ухо. Девочка захихикала, яростно извиваясь, ее хлопчатая ночная рубашка заскользила, но он крепко держал дочь, ее босая стопа терлась о его бедро. — Нет, воска здесь нет. Телуйет, проверь, не заложены ли чем-то уши у этой. А не то придется мне смешать снадобье из корня айхо, чтобы вылечить их от глухоты.

Телуйет содрогнулся в преувеличенном ужасе.

— Но у него такой невыносимый вкус!

Вида спрыгнула и побежала, чтобы приоткрыть главную дверь ровно настолько, чтобы проскользнуть в нее.

— Матушка Рекха, здесь мой отец!

Эви с удовольствием осталась в объятиях отца, в то время как Телуйет небрежно постучал и отворил дверь, свет из-за которой пролился на мраморные ступени. Внутри помещение было ярко освещено лампами, свисающими на цепях с высокого потолка, и огни их отражались от стен, обитых светлым деревом и обильных зеркалами. Белые занавеси из мелких тонких ячей закрывали длинные окна, от них шло резкое благоухание снадобий, нанесенных слугами, чтобы преградить доступ жаре днем и кусачим насекомым ночью.