Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Пни ее хорошенько, — скомандовал Ужасный Шотландский Разбойник Керкпатрик.
Она с сомнением взглянула на него и сильно толкнула дверь.
— Да не так. Навались на нее всем своим телом.
Пруденс отступила назад. Она навалилась на дверь не только своим телом, но и потянула за собой Себастьяна.
Дверь распахнулась, они влетели внутрь и, не удержав равновесия, повалились на пол. Из кармана Пруденс раздалось протестующее мяукание.
Разбойник застонал.
— Ты убиваешь меня. Мне следовало позволить тебе привести шерифа. Он смог бы пристрелить меня и положить конец моим мучениям.
Она шмыгнула носом.
— Не будьте неблагодарным. Сарказм ни к чему. В вашем положении не стоит капризничать.
Пруденс выползла из-под него.
— Спасение грабителей — сравнительно новое занятие для меня.
— Тебя не учили этому во время твоего лондонского сезона?
— У меня никогда не было лондонского сезона. Поднявшись на колени, Пруденс вгляделась в темные углы хижины. Отдаленная вспышка молнии осветила заржавленный фонарь и трутницу, висящую на деревянном крючке. Она подползла к ней в ожидании следующей вспышки, чтобы зажечь фонарь.
Ореол золотистого света замерцал в пыльном углу. Девушка встала и, проведя полукруг рукой, удерживающей фонарь, осветила хижину изнутри.
Хижина была грязной, давно оставленной в распоряжение мелких ящериц и пауков. Единственной мебелью этого жилища были грубо сколоченные стол и стул, стоящие перед каменным очагом, рядом с которым высилась куча дров. Горы золы и обгоревших поленьев скрывали решетку. Вместо кровати в дальнем углу лежал изрядно потертый соломенный тюфяк и стопка одеял. Стекла в окнах отсутствовали, и оконные проемы были затянуты тяжелой черной мешковиной, протертой и разорванной в нескольких местах.
Пруденс поежилась. Воздух был сырым и холодным для ее влажной кожи. Она торопливо прошла через хижину и закрыла дверь, отгораживаясь от непогоды. Шум дождя стих до уютного стука по соломенной крыше.
Разбойник по-прежнему лежал у порога. Он молчал уже несколько минут, и девушка подумала, что он потерял сознание при падении. Ее дыхание участилось, когда она опустилась на колени рядом с ним, освещая его лицо.
Пруденс испуганно охнула, когда фонарь был грубо выдернут из руки и поднесен близко к ее собственному лицу. Отшатнувшись, она прикрыла глаза от ослепляющего света. Из темноты, которую не рассеивал свет фонаря, раздался голос, полный злости и отчаяния.
— Отойди! Если ты увидишь мое лицо, твоя жизнь не будет стоить ни гроша. Ни для меня, ни для моих людей.
Пруденс испуганно заморгала. Она заговорила, но ее спокойствие далось ей с большим усилием.
— Если вы не снимете эту мокрую одежду, то вашу жизнь я тоже недорого оценю. Как я смогу позаботиться о вас, если не могу вас увидеть?
Последовало долгое молчание. Затем он раздраженным, но уже заметно ослабевшим от боли голосом произнес:
— Поставь фонарь в угол. Этого света будет достаточно.
Девушка подчинилась. На этот раз, когда она приблизилась к нему, он не протестовал. Она мало что могла увидеть, кроме блеска его глаз и смутного очертания лица.
— Я не уверен, что снова смогу подняться, — сказал мужчина.
Пока Пруденс поправляла одеяла, котенок выбрался из кармана и спрыгнул на пол. Он смешно заковылял на неустойчивых лапках, тщательно обследуя хижину.
Пруденс подхватила мужчину под руки и потащила к устроенной ею в углу постели. Он помогал ей, отталкиваясь здоровой ногой, пока, совместными усилиями, не оказался на соломенном тюфяке. Она положила под его лодыжку свернутое одеяло и присела рядом. Девушка чувствовала, что мужчина изучает ее лицо. Она спрятала свою неловкость, занявшись его пледом, развертывая его и развешивая, чтобы дать просохнуть.
— Как тебя зовут? — спросил он.
— Пруденс.
Мужчина издал короткий смешок.
— Не может быть. Вера, Надежда, Милосердие или даже Необдуманная Импульсивность, но только не Благоразумие[1].
— Я теряю всякое здравомыслие, когда дело касается кошек. А вообще-то я очень благоразумная девушка.
Она наклонилась, чтобы стащить промокшую рубашку с его мускулистых плеч.
Ладонь мужчины обхватила руку Пруденс. Его хватка была обезоруживающе нежной.
— Благоразумная девушка не находилась бы одна в заброшенной хижине с Ужасным Шотландским Разбойником Керкпатриком, не так ли?
Пруденс ощутила приятное покалывание кожи от этого краткого прикосновения. Быстрым движением, чтобы скрыть свою внезапную дрожь, она вырвала свою руку и натянула одеяло на его плечи.
— Снимите вашу юбку, пожалуйста, — тихо попросила она, зардевшись от смущения. Девушка была рада, что он не мог видеть выражения ее лица в этот момент.
Чтобы отвлечь мужчину и заглушить его болезненный стон, она спросила:
— Неужели это так романтично, быть разбойником? Вы грабите богачей и отдаете все беднякам, как Робин Гуд?
Его голос стал резче.
— Ага, я отдаю все беднякам. Себе. Я — бедняк.
— Это не слишком-то милосердно, вы не находите?
— Ты когда-нибудь была бедной?
Мужчина вытянул вперед руку, удерживая на одном пальце свисающую юбку. Пруденс взяла мокрую одежду и встряхнула ее.
— Фактически, я без гроша.
— Без гроша? — Он фыркнул. — Только богатые говорят: «Без гроша». Бьюсь об заклад, что из-за этого ты никогда не ходила днями голодной, верно?
Гнев усиливал его шотландский акцент. Его грассирующее «р» перекатывалось как штормовое море.
— Существует значительное различие, девочка, между бедными в бархате и бедными с пустым желудком. Ты когда-нибудь крала еду из собачьей миски себе на обед? Тебя когда-нибудь избивали до потери сознания, если ты охотилась, но не смогла за целый день поймать ничего кроме жилистой белки?
Пруденс положила руку на обнаженную грудь мужчины, успокаивая его своим прикосновением.
— Простите меня. Я всегда умудряюсь сказать что-нибудь невпопад.
Кожа под ее ладонью была слегка поросшей мягкими курчавыми волосками. Она никогда прежде не прикасалась к мужской груди, и тепло его мускулистого тела ошеломило ее.
— Я не имею права судить вас.
Он что-то проворчал в ответ, словно смутившись своей гневной вспышки.
Рука девушки скользнула вниз, мягко касаясь его живота. Мужчина судорожно втянул воздух. Его мускулы напряглись. Пруденс отдернула руку.