— Давайте я вам покажу.

Возможно, мне это только почудилось, но я был уверен, что ее палец на карте города прочертил вопросительный знак.

* * *

Я не мог себя заставить вновь заселиться в тот дрянной отель, где я ночевал, и, по совету Гондолини, отправился в дешевую, но чистую гостиницу в районе Кастелло. Там мне предоставили номер — самый обычный, но, по крайней мере, я себя не чувствовал так, будто с меня слезает кожа. Распаковав вещи, я попросил листок бумаги и конверт и в маленьком баре написал затворнику Гордону Крейсу письмо с просьбой о работе.

Прежде чем я расстался с четой Гондолини, жена Никколо рассказала мне о короткой, но впечатляющей литературной карьере Крейса. Его первый и единственный роман «Дискуссионный клуб», опубликованный в шестидесятых, стал сенсацией. Книга получила огромное количество восторженных отзывов и была переведена на все основные языки мира. Издатели и читатели Крейса на всем земном шаре ждали выхода его следующего романа — он был una stella,[3]ни больше ни меньше, сказала синьора Гондолини, — но тот ничего нового так и не написал, во всяком случае, не издал.

Очевидно, с деньгами от продажи прав на экранизацию своего романа Крейс был достаточно богат и не имел нужды кормиться писательским ремеслом, однако странно, что столь страстный, амбициозный человек больше не желал видеть свое имя в печати. Возможно, ему больше не о чем писать, заключила синьора Гондолини. Или он просто исписался. А может, виной тому сердечные дела? Черные глаза синьоры Гондолини лукаво блеснули. Ее муж отвернулся, притворившись, будто не слышал ее слов.

Личность Крейса меня заинтриговала. В письме я сообщил, как узнал о том, что ему нужен помощник, и вкратце рассказал о себе — что окончил Лондонский университет по специальности «История искусства» (степень еще не присвоена), владею базовым итальянским и что мне нужно остаться в Венеции на три — шесть месяцев, чтобы начать писать свой роман. Я сказал, что, на мой взгляд, мог бы быть ему неплохим компаньоном, и, памятуя о том, что поведала мне о Крейсе синьора Гондолини, добавил, что ценю тишину и уединенность. Конечно, письмо мое не было шедевром эпистолярного жанра, зато оно было недлинным и, я надеялся, непретенциозным. Я его аккуратно сложил, сунул в конверт и запечатал. На обратной стороне конверта я написал адрес своей гостиницы и сверился с картой. Палаццо Крейса находилось всего в десяти — пятнадцати минутах ходьбы от гостиницы. Я решил, что не стану прибегать к услугам почты, а доставлю письмо лично.

Я собрал свои вещи и вышел на улицы вечернего города.

Днем кишащая туристами, Венеция, когда солнце садилось над лагуной, превращалась в совершенно другой город. Я брел по не имеющим названия улочкам, глядя на клочки луны, отражавшейся в воде, и мне казалось, что я куда-то ускользаю. Я не думал ни о поисках работы, ни об Элайзе, ни о положении дел дома, в Англии. Никто не знал, что я здесь, и я чувствовал себя абсолютно свободным.

Я пересек площадь Санта-Мария Формоза, где, согласно преданию, однажды святому Магнусу привиделась «фигуристая» Мадонна, миновал церковь, построенную в ее честь, и зашагал по одной из узких улочек, отходящих от площади. Я блуждал по лабиринту переулков, которые, казалось, все вели к одному и тому же темному каналу, но нужного дома найти не мог.

Потом возле Калле-дельи-Орби на моем пути возник узкий темный безымянный переулок, переходивший в чуть более широкую улочку — Калле-делле-Челле («улица келий»), в конце которой и стояло палаццо Крейса. Подобраться к дому можно было только по крошечному мостику, перекинутому через канал с улицы прямо к освещенному снаружи величественному парадному входу, за которым, по-видимому, находился внутренний двор. По центру большого трехэтажного идеально симметричного здания тянулись, словно хребет давно умершего чудовища, ряды окон — по четыре на каждом этаже. Наружная поверхность арок была облицована белым мрамором. В одной из комнат на первом этаже мерцала свеча, освещая отдельные участки затемненного помещения; в неярком свете странные тени ложились на потолок. Тишину нарушал только тихий плеск воды.

Я достал из сумки конверт и, стараясь ступать тихо, перешел по мостику к дому. Почтовый ящик, вырезанный в мраморе в форме головы дракона, находился слева от двери. Я вошел в круг света и опустил письмо в пасть дракона, рукой коснувшись его стершихся зубов. Вернувшись по мостику на улицу, я вновь глянул на освещенное окно. Чья-то тень мелькнула в комнате и слилась с темнотой.

* * *

На следующий день, вернувшись в гостиницу после осмотра достопримечательностей, я обнаружил, что меня ждет письмо. Портье сказал, что письмо доставил посыльный сразу же после обеда. Я бегом поднялся в свой номер и там вскрыл конверт.

30122 Венеция

Калле-делле-Челле

Палаццо Пеллико

Дорогой мистер Вудс!

Весьма благодарен вам за письмо. Словами не выразить, как я обрадовался, получив его, ведь оно пришло так вовремя. Мой последний помощник, которого я нанял совсем недавно, несколько дней назад уволился, и я пребываю в растерянности.

Соответственно, хотелось бы знать, не заинтересованы ли вы в том, чтобы прийти ко мне сюда на собеседование. Разумеется, пока я ничего не могу обещать. Нужно обсудить некоторые аспекты моей жизни и выяснить, подходите ли вы для той работы, что я готов вам предложить. Хотя, на первый взгляд, ваше резюме впечатляет.

Если вы желаете продолжить разговор, пожалуйста, напишите мне, назначив удобные для вас дату и время встречи. У меня нет телефона, и я не люблю выходить из дому.

С уважением, Гордон Крейс.

Я немедленно написал Крейсу, предложив дату и время встречи, и опять, чтобы ускорить процесс, собственноручно доставил письмо. Крейс прислал ответ с посыльным, сказав, что мое предложение его устраивает и что он с нетерпением ждет нашей встречи. Мое будущее разворачивалось передо мной.

* * *

Я стоял перед палаццо Крейса. На это утро у меня было назначено собеседование. Ладони мои увлажнились от пота. Отправляясь на встречу, я надел лучшую одежду из той, что у меня здесь была: кремовый льняной костюм и белую рубашку. Перед тем как покинуть гостиницу, я посмотрел на себя в зеркало. Лившийся в окно солнечный свет обесцвечивал мои светлые волосы и слепил глаза, так что я не мог разглядеть свои черты. Пришлось закрыть жалюзи и рассматривать себя в сумраке комнаты.

Я пришел на пару минут раньше, но мне не хотелось прогуливаться по жаре. Поэтому я сделал глубокий вдох и перешел по мостику к дому. Позвонив в дверь, я посмотрел в незрячие глаза мраморного дракона и улыбнулся сам себе. Крейс, вне сомнения, обладал чувством юмора, хоть юмор у него и был черный. Это я понял из его книги, которую закончил читать сегодня рано утром.

«Дискуссионный клуб» повествует о группе мальчишек-шестиклассников из английской частной школы, которые каждую неделю собирались вместе, чтобы обсудить какую-либо насущную проблему или вопрос. После того как были исчерпаны традиционные темы — смертная казнь, защита прав животных, слабые и сильные стороны социализма, олигархия в сравнении с демократией, — председатель «клуба» Чарльз Дженнингс предложил тайно обсудить возможность убийства их респектабельного учителя литературы мистера Дадли Рива. Мальчики приняли его предложение, думая, что это шутка, но в один прекрасный день Дженнингс заманил учителя в лес и забил его насмерть дубинкой. Мотив убийства отсутствовал — учитель не был ни насильником, ни садистом, напротив, он слыл мягким, добрым человеком, — и, получалось, жизни лишился Дадли Рив лишь потому, что к смерти его приговорили члены дискуссионного клуба. Дженнингса так и не разоблачили. Роман завершается тем, что он и его приятели оканчивают школу, поступают в университеты, приобретают хорошие профессии и живут припеваючи, похоронив в прошлом ужасную тайну. На задней стороне бумажной обложки моего экземпляра романа, купленного в букинистической лавке в Дорсодуро,[4]были напечатаны выдержки из критических отзывов. Критики восторгались сардоническим юмором писателя, хвалили его за то, как он, умело вплетая злую иронию в сюжет преступления, мастерски изобличает пороки английского общества. Да, Крейс многому мог бы меня научить.