Поэтому первым делом решили восполнить мой пробел в образовании. Днем меня учили не только правильно застилать постель, прибираться, но и считать, писать, читать. Первое давалось мне легко — я была привычна к физическому труду. А вот к умственному не особо: моя голова плавилась, кипела, я уставала куда больше, чем в те времена, когда таскала по тридцать ведер воды за день. Кстати, считать я почти научилась, вон даже могла посчитать, чего и сколько делала, загибая пальчики на руках и поджимая на ногах.

Госпожа старшая горничная старалась. Ей еще никогда не приходилось обучать кого-то стольким вещам. Слуги для драконов обычно никогда не брались вот так из неоткуда. На территории драконов, да и на землях людей были специальные академии, куда отправляли учиться. Правда, не таких маленьких, как я, но и не взрослых. И это обучение длилось аж пять лет! А меня пришлось учить самому простому. Но госпожа Гвен старалась. И я тоже старалась учиться как следует. Старалась понравиться всем, в том числе и госпоже. Но вот не получалось.

Сильвия, после того, как сама же предложила стать мне слугой, вдруг стала вести себя странно. Очень холодно, всех слуг в доме сторонилась. И меня тоже. Я понимала, что она госпожа, но мне она не показалась высокомерной! Потому ее поведение меня настораживало. Она вела себя так, словно опасалась слуг. А ведь с оборотнем, который отвечал за готовку мяса, она общалась совершенно иначе — весело болтала, часто оставалась с ним на кухне. Я грешным делом подумала, что дело в мясе. Но госпожа Сильвия не я! Это я начала общаться с этим огромным мужиком, который превращалась в гигантского зверя с заковыристым названием — медведь — чтоб он меня подкармливал отбитыми кусочками мяса, обвалянными в приправе. Он-то, грешным дело, решил, что я голодала. А я сколько бы не сожрала, всегда была щепкой, в меня влезало столько, сколько не каждый дракон мог сожрать. И со второй поварихой подружилась, чтобы меня чудесным грибным супчиком кормила. Кондитер был на очереди — там одной милой улыбки и капающих на столешницу слюнок не хватало: не торопился этот тонкий вОмпэр кормить несчастную голодную детку меренговыми рулетами. Ну и ладно, мяско и супчики-то все равно важнее. Ой, что-то я сбилась, а суть-то не в этом! Суть в госпоже Сильвии, которая, кажется, опасалась людских слуг.

А ведь я ночевала совсем рядом с ней. Мне выделили комнату, что рядом с ее покоями — огромную, светлую, со всякими красивостями, к которым было страшно подойти. Длиннющая ваза, в которой стояли непонятного происхождения цветы, картины в тяжелых позолоченных рамках, шкаф с книгами, в которых я могла только картинки рассматривать. И огромная кровать с занавесками. Гвен говорила, что эти занавески называются балдахином. А еще в комнате была небольшая дверка в комнату госпожи. Однажды, когда я не могла заснуть, потому что голова кипела от всяких букв, цифр, которым меня учила Гвен, я услышала, как из-за двери доносятся странные звуки. На цыпочках соскользнула с кровати и подошла поближе, сложив руки ладошкой и приставив ухо, чтобы лучше слышать. Дверь была тоненькая, даже шаги слышны. А звук исходил странный, словно в соседней комнате кто-то плакал. Я б, может, не насторожилась и решила, что где-то кошка там мяукает. Вот только у драконов кошек не водилось, а звук напоминал именно плач. Я-то знаю. Когда мой младший братишка Мирт случайно свалился с забора и потянул ногу, он тоже так ночью скулил — от боли. Но навряд ли госпожа Сильвия могла плакать от боли. Драконы обладали удивительной силой, все раны, даже самые страшные, моментально на них заживали. Но я еще знала, что бывает боль душевная. И с ней мне было проще бороться, чем с физической. Для лечения душевной боли не нужны были ни деньги, ни эликсиры, ни поиски хорошего лекаря. Достаточно было просто обнять.

Я тихонько проскользнула в комнату госпожи. Да эта комната похожа на дворец! Тут бы не заплутать. Тихий звук, словно котенок мяукнул, донесся слева. Я, аккуратно огибая столики, кресла и прочие штуковины неясного назначения, добралась до кровати госпожи Сильвии.

Знаете, что бы в мире не произошло, но больше всего сочувствия вызывают не замызганные и несчастные дети, которые выглядят ужасно, а красивые и похожие на ангелочков? Я это помню по тому времени, как по нашей деревне проезжал купец и, когда к нему под ноги свалились двое детей — вечно голодная и страшная дочка Далли и симпатичная малышка нашего кузнеца — то все сочувствие и один сребряник достались последней. Я тогда не понимала, почему так. Ведь для дочки Далли сребряник был нужнее, выглядела она куда более жалко.

Но сейчас я понимала того купца. Я видела много несчастных детей, но такого всепоглощающего сочувствия, как к своей госпоже никогда еще не испытывала. Она казалась тем самым ангелочком, которого на фресках изображают во всех церквушках. Госпожа Сильвия сидела, уткнувшись себе в колени, и тихо всхлипывала. Тонкие пальчики сжимали одеяло, а золотистые волосы разметались по спине.

Почувствовав движение, она подняла голову. В голубых глазах стояли слезы, но сами глаза даже не покраснели. Если б я плакала, то у меня бы давно был нос картошкой, а глаза напоминали бы редис.

— Госпожа Сильвия? Кошмары?

— Кэра?

Я, сама тушуясь от своей наглости, вскарабкалась на высокую постель госпожи, подползла. Не зная, что делать дальше, схватила одну из подушек, содрала с нее наволочку и попыталась вытереть заплаканное ангельское личико.

Сначала госпожа Сильвия смотрела на меня недоуменно, потом, вроде как, мелькнуло опасение, но переводя взгляд с меня на наволочку в моей руке, она вдруг засмеялась. Наверное, я вела себя странно, потому вся ее настороженность при виде меня куда испарилась. Она взяла мою руку и тихо спросила:

— Поспишь рядом? Чтобы кошмары...

Мне оставалось только кивнуть. Вспомнив братьев, я укрыла госпожу, а потом сама юркнула под одеяло, крепко обняв ее. Нет лучшего средства от кошмаров, чем крепкие объятия. Наверное, служанки так себя не должны вести. Но ничего. Когда я научусь вести себя как надо, тогда и буду. И то, если госпожа Сильвия этого захочет.

— Как я заняла кровать госпожи, так наши отношения сразу потеплели, — улыбалась я во весь рот повару-медведю. Он, кстати, оказался классным дядькой! Я теперь понимала, почему госпожа Сильвия любит к нему заходить. Мясо он делает отменное. Ты вроде уже нажрался от пуза, а все равно хочется. Да и сам по себе редкостный добряк. Видела я, как он с новорожденными котятами носился: поил с тряпочки, когда их мама померла. Не каждый так станет делать, притопит — и концы в воду.

На мою фразу этот дядька подавился, едва не выронил сковороду, на которой шкворчал огромный кусок мяса, поставил быстро на стол и шокировано посмотрел на меня:

— Как отобрали?.. У дракона?.. Это ж преступление — у дракона-то забирать...

Почему-то у него был такой смешной вид, как будто он сожрал редис вместо яблока. Проходящая мимо повариха шлепнула его полотенцем по заднице:

— Какое преступление, старый ты дурак? Дети ж. Скучно им поодиночке, а у госпожи Сильвии тут по возрасту никого нет, поэтому ночуют вместе, как и все дети?