Дуглас склонился к ней, заглядывая в альбом, и солнце позолотило ему затылок. Сюзанне захотелось провести пальцем вдоль линии ровно подстриженных волос. «Скоро я смогу трогать его, сколько захочу...» Интересно, какую надпись вышила бы миссис Далтон, прочти она сейчас ее мысли? Тугой узел в груди ослабел. Когда она станет женой будущего маркиза, зависть и беспокойство останутся в прошлом.

Дуглас внезапно оторвался от альбома и приложил ладонь козырьком к глазам.

– Слушай-ка, Сюзанна, кажется, сюда спешит ваша экономка. Да она несется со всех ног.

Миссис Браун, которая обычно шествовала с королевским величием, теперь бежала по лужайке во всю прыть, подобрав юбки. Позднее Сюзанна вспоминала, как постепенно вся компания притихла и замерла, словно мелькание щиколоток экономки ясно свидетельствовало о цели ее появления.

Когда миссис Браун приблизилась, Сюзанна медленно поднялась, чувствуя, как часто и неровно забилось сердце. Она знала, что сейчас услышит, прежде чем миссис Браун успела заговорить.

Когда Кит переступил порог кабинета, перо герцога еще продолжало летать по бумаге.

– Доброе утро, Кристофер, – рассеянно проговорил он. – Садись.

Если бы Кит и без того не знал, что приглашение к отцу сулит неприятности, обращение «Кристофер» указало бы на это как нельзя определеннее. Он смиренно и даже робко – поскольку накануне вернулся домой в самом деле очень поздно, тогда как сейчас было еще очень рано – присел на стул с высокой спинкой, стоявший перед кормой отцовского стола-корабля.

Эта пришедшая в голову метафора его позабавила. Стол в самом деле своими размерами напоминал небольшой корабль. Дубовая столешница была отполирована до зеркального блеска, и герцог мог сколько угодно любоваться собой, занимаясь повседневными делами: глубокомысленно вынашивая далеко идущие планы, направляя ход истории росчерком пера.

Распекая сына...

Как Кит ни старался, не мог угадать причину нынешнего вызова к отцу.

– Доброе утро, сэр.

Отец поднял на него глаза, слегка вскинул брови, видимо, удивленный официальным тоном сына, и, откинувшись на спинку кресла, принялся сверлить его взглядом, вращая в пальцах перо.

За окном кабинета лондонцы жили своей обычной жизнью, спешили по делам пешком и верхом, сновали в судах по Темзе. И к этим делам косвенным образом был тайно причастен его отец, который ведал бюджетом разведывательной службы и утверждал кандидатуры секретных агентов его величества.

– Если ты, Кристофер, и считаешь своего начальника идиотом, это не означает, что ты можешь называть его этим словом, – устало заговорил герцог.

Ну наконец-то Кит вспомнил!

– Но отец! Этот иди...

Отец сделал едва заметное движение головой, и Кит запнулся. Он никогда не сомневался в том, что Чизолм – идиот, но вслух этого не произносил, очевидно, до прошлой ночи. Что само по себе было подлинным чудом, поскольку Кит отличался врожденной склонностью к прямоте, которую только годы суровой армейской дисциплины несколько усмирили. А Чизолм, как ни крути, все равно идиот и есть.

Но сейчас Кит, так же как и его отец, был шокирован оттого, что это слово было произнесено вслух. Виновато, конечно, пиво. И, конечно же, бренди. И... кажется, было еще виски? Воспоминания о прошедшей ночи возвращались к нему бессвязными кусками, но общая картина все же вырисовывалась отчетливо. Он вспомнил, что вечер начал в клубе «Уайтс» с коллегами-агентами и лучшим другом Джоном Карром среди них. Кит сразу приступил к выпивке, к которой порядком пристрастился за эти пять миновавших после окончания войны лет. Видимо, дело было в скуке. Кит успел привыкнуть к тому, что его жизнь ежечасно подвергается опасности, привык к острым ощущениям и рискованным операциям. В послевоенной жизни ему катастрофически не хватало перца.

В какой-то момент в «Уайтсе» появился его начальник Чизолм, и вот тогда-то...

Отец лениво постукивал пером по пресс-папье – тук, тук, тук. И звук эхом отдавался в голове Кита, словно канонада. Кита так и подмывало протянуть руку, выхватить у отца этот проклятое орудие пытки и переломить пополам.

– Чизолм вовсе не идиот, Кристофер.

– Разумеется, нет, сэр, – согласился Кит.

Постукивание наконец-то прекратилось. Наступило молчание.

– Он просто осел, – уточнил после паузы герцог.

– Виноват, отец, мне следовало сначала проконсультироваться с вами.

Отец сдержал улыбку и снова принялся с серьезным видом разглядывать Кита, отчего ему стало не по себе. После десяти лет на службе государству, после дюжины благополучно преодоленных смертельных ловушек и бесконечного числа успешно завершенных дел (он уже потерял им счет) мало кто мог заронить беспокойство в душу Кита Уайтлоу, виконта Грантема, наследника герцога Уэстфолла. И он решил нарушить молчание:

– Сэр, я сознаю, что сказанное мною непростительно, и надеюсь, вы понимаете, насколько это мне несвойственно.

Герцог фыркнул:

– Несвойственно? А как насчет того случая с Миллвью?

Кит замялся. Он помнил случай с лордом Миллвью.

Случай настолько неприятный, что после него герцог грозился даже услать Кита в Египет. Учитывая любовь Кита к родной столице, эта угроза была серьезной. Кит тогда подверг сомнению законное происхождение Миллвью.

– Но ведь я извинился, – натянуто выговорил Кит. – Мы все в тот раз напились и... короче, я принес извинения. И собираюсь принести извинения Чизолму.

– А тебе не кажется, Кристофер, что в последнее время ты только и делаешь, что приносишь извинения?

Кит предпочел оставить этот риторический вопрос без ответа. Пусть отец на него ответит.

– Мне вот кажется! – ответил герцог. – И еще ты приобрел устойчивую репутацию дамского угодника.

– Неужели? – поразился Кит. Ужасно само по себе то, что он вообще приобрел репутацию, не важно какую.

– Смею возразить, сэр, речь идет всего об одной даме, – стал он оправдываться, – не о многих же.

– Об одной даме за один раз. И эта твоя последняя дама замужем!

– Неправда! – притворился негодующим Кит. Хотя успел прийти к отцу вовремя только потому, что означенная замужняя дама разбудила его и велела поскорее одеваться и уходить, прежде чем ее муж вернется от своей любовницы. Графиня не была особенно интересной женщиной, зато славилась красотой, взбалмошностью и неприступностью, и домогаться ее было, по крайней мере, увлекательно.

Герцог пропустил его слова мимо ушей, снова взялся за свое ужасное перо и принялся отстукивать им перечень заслуг.

– Ты хорошо проявил себя на войне, Кит. Будучи ранен, ты спас жизнь своему командиру. Служил мужественно и во всех отношениях достойно.

Кит озадаченно слушал. На поле брани он просто был самим собой, как и выполняя секретные поручения. Собственное поведение никогда не казалось ему геройским.