Фосс тут же набрал номер диспетчера, а затем отправился на несколько часов в постель. Он вскочил незадолго до семи утра, вызвал автомобиль и с помощью шофера загрузил ящики с документами, а также черный металлический чемодан, который успел за эти часы появиться в оперативном штабе. Адрес был выведен белой краской: «Личная почта СС, 98-9 Вильмерсдорферштрассе, Берлин-Шарлоттенбург».

Автомобиль подъехал к аэродрому как раз в тот момент, когда «Хейнкель» Тодта разбегался на взлетной полосе. Фосс прямо-таки услышал, как хлещет его ледяной, яростный голос Вайсса. Он кинулся к диспетчеру, и тот сообщил, что по приказу адъютанта Гитлера самолет всего лишь проверяют перед полетом. Покружив в воздухе, самолет приземлился. Сержант, сверившись со списком, велел загружать документы. Завершив работу, Фосс с шофером отправились в столовую при аэродроме, выпили кофе и закусили яичницей с хлебом. В семь часов пятьдесят минут подъехал автомобиль рейхсминистра, и Фриц Тодт поднялся на борт — один, без спутников.

«Хейнкель» тут же подрулил к взлетной полосе, чуть помедлил, взревел и, вздымая снежные тучи, помчался навстречу темной стене леса, в промозглый серый рассвет очередного сумрачного военного дня. В восемь часов утра в эту пору года еще рановато для рассвета, но то было восемь часов по берлинскому времени — фюрер придерживался его и в Растенбурге.

Фосс вышел из столовой и с удивлением обнаружил, что Вайсс, никогда не покидавший Закрытую зону I, явился на аэродром и сидит в наблюдательной башне, широкие кисти скрещены на груди, крупная фигура подсвечена сзади и сквозь толстое стекло кажется зеленоватой.

Рев самолетных двигателей сменил тембр, крылья слегка покачнулись в воздухе, и «Хейнкель» скользнул над кромкой соснового леса. И в этом тоже было что-то странное: почему самолет не летит на запад, пронзая мягкое брюхо серой тучи, почему не ищет ярких солнечных лучей по ту сторону дымки? Зачем-то свернул на север и, вероятно, возвращается, собирается приземлиться на тот же аэродром, с которого только что вылетел.

Пилот выровнял крылья и начал снижаться. Он был уже у самой взлетной полосы, едва в тридцати метрах над землей, когда позади кокпита обшивку пронзило пламенное копье. Фосс успел только рот приоткрыть в изумлении, и взрыв оглушил его. Водитель, стоявший рядом с ним, присел, не отводя глаз от косо падавшей туши самолета. Крыло первым чиркнуло по земле, оторвалось от корпуса, вслед за ним тяжело рухнул на снег и сам корпус, два взрыва с чудовищной яростью сотрясли и смяли его — один за другим вспыхнули бензобаки.

Черный дым клубами вознесся к серому небу. Нелепо торчал хвост самолета — все, что уцелело в катастрофе. Две пожарные машины вылетели из ангара, скользя на обледеневшей глине. Полковник СС Вайсс разомкнул сцепленные на груди кисти, выпятил грудь, развернул плечи и покинул наблюдательный пункт.

Фосс так и примерз к твердой, стальной земле; холод поднимался по онемевшим ногам, расходясь по каждой клеточке тела.

8 февраля 1942 года, «Вольфшанце» — штаб-квартира Гитлера на Восточном фронте, Растенбург, Восточная Пруссия

Тишина окружала Фосса, когда он возвращался в Закрытую зону I. Тяжесть уже начавшегося расследования давила на плечи. Уродливые осколки информации кружили в мозгу, складываясь в картину, от которой он отшатывался с ужасом. Впервые он понял, отчего люди решаются выстрелить в себя. Раньше, когда он слышал о чьем-либо самоубийстве, ему казалось непостижимой загадкой, что человек так глупо влип, забрел в безысходный тупик… Фосс курил, втягивая в себя дым, пока не затошнило. Нетвердой походкой поднялся к главному зданию и, как только вошел, понял, что страшная весть успела опередить его.

Столовая кишела офицерами, но, похоже, никого не огорчила смерть главного инженера Германского рейха. Гораздо больше всех интересовал вопрос преемника. Однообразная масса мундиров и погон, дубовых листьев и Железных крестов кипела и колыхалась, точно Чикагская биржа. Лишь один человек сидел тихо, высоко подняв голову; волосы откинуты назад, словно сильным ветром, глаза сверкают под густыми прямыми бровями. Альберт Шпеер. Фосс сморгнул — как будто опустилась шторка фотоаппарата, четко уловив момент: герой в час свершения судьбы.

Фосс взял кружку кофе и прислушался к разговору. Стало ясно: тут собрались все, кто имеет хоть какое-то отношение к транспорту и строительству.

— Шпееру достанется Западный вал, базы-бункеры для подводных лодок и оккупированные территории на западе. Это уже обсуждалось.

— А Украина? Сейчас важнее всего Украина.

— Не забывай, перед Рождеством мы вступили в войну со Штатами.

— Я-то помню, и Тодт тоже помнил.

Пауза. Все головы поворачиваются к столику, за которым в одиночестве сидит Шпеер. Все эти реплики ждут его комментария, и он дает какие-то обтекаемые ответы, хотя на самом деле не слушает. Он всматривается в себя, постигая цену, которую придется платить. Свиньи у корыта. Омерзительно их животное, прожорливое честолюбие. Шпеер не хочет понимать тех намеков, что касаются его лично, он занят другим: ему еще надо как-то объяснить самому себе не только свое неожиданное присутствие в Растенбурге (он попал сюда впервые и сразу угодил в драму), но и нечто более сложное, интригу, в которой он пока не разобрался. Как будто его ноздрей коснулся неприятный, подозрительный запах, которого не чувствует никто, кроме него.

— Фюрер не может доверить ему все. Нет, только не ему… У него нет опыта.

— Фюрер отделит вооружение и боеприпасы от строительства.

— Вот увидишь: скоро прилетит рейхсмаршал. Тогда-то мы и узнаем…

— Где сейчас Геринг?

— В Ромитене. Охотится.

— Всего в ста километрах отсюда. Ему уже позвонили?

— Геринг присоединит вооружение и боеприпасы к своему Комитету по четырехлетнему плану.[3]Он отвечает за военную экономику. Все сходится.

— По мне, так сходится только одно. Видишь, кто там сидит?

— Как Шпеер попал сюда?

— Застрял в Днепропетровске. Прошлой ночью прилетел вместе с капитаном Найном.

— Найн доставил его? — с тревогой уточняет первый голос.

— Нет, капитан Найн прилетел вместе с генералом СС Зеппом Дитрихом и прихватил с собой Шпеера.

— Шпеер о чем-то говорил с генералом?

Стоило прозвучать такому предположению, и воцарилось молчание. Фосс перешел к группе военных летчиков, обсуждавших детали катастрофы.

— Он привел в действие механизм самоуничтожения.

— Кто? Пилот?

— Нет, Тодт. Дернул случайно за ручку.

— Разве на борту был механизм самоуничтожения?