Разделение царства после Александра еще в большей степени способствовало усилению восточного влияния. Разврат стал обычным явлением даже среди простого народа. Общественная жизнь протекала, как и прежде, но это происходило не столько из сознания необходимости порядка, сколько вследствие привычки.

Рис. 11.

С постепенным ослаблением македонского владычества в Греции проснулась надежда на освобождение, которая привела, впрочем, лишь к слабым проблескам прежней славы (307 г. до н. э.).

Этолийским и ахейским городам удалось наконец заключить тесный союз (рис. 9, монета Этолийского союза) и завоевать Беотию, Афины и Лакедемон (284–281 гг. до н. э.), но потом это лишь послужило поводом к новым междоусобицам.

Затем Спарта, казалось, окрепшая вследствие насильственного ее возврата к ликурговым законам, была побеждена Коринфом (222 г. до н. э.). Начались опустошительные войны ахейского союза, которые удалось прекратить Филиппу III Македонскому (216 г. до н. э.), принужденному в свою очередь римлянами к постыдному миру.

Только тогда Греции была объявлена свободной. Но было уже поздно: судьба ее была решена (197–183 гг. до н. э.), Эллада пала уже настолько, что не смогла воспользоваться этим даром, силы ее были полностью истощены.

В ней по-прежнему продолжались внутренние раздоры, а римляне тем временем покорили Македонию, это случилось в царствование Персея (168 г. до н. э.), а затем и всю Элладу постигла та же участь. В борьбе с Римом, дерзко начатой ахейцами, эллинское юношество пало под мечом Муммия, а Греция, все еще оставаясь сокровищницей искусств и наук, превратилась в римскую провинцию (146 г. до н. э.).

Для изучения греческой одежды и утвари особенно важны (кроме уцелевших скульптурных произведений) расписанные сосуды (рис. 11), найденные в Греции и ее бывших колониях. Так как эти сосуды относятся к продолжительному периоду времени с VI в. до н. э. до падения Греции, то по ним мы можем проследить как развитие самого ремесла в Греции, так и (по рисункам, на них сделанным) все изменения, которые испытывала греческая одежда и утварь в течение этого времени.

Кроме сосудов для историков представляют ценность различные изделия из глины, камня и металла. Что же касается предметов, добытых в Помпее и других местах Южной Италии, то, хотя большая их часть носит на себе отпечаток эллинского искусства и эллинской техники, они могут служить скорее памятниками римского быта, поддавшегося греческому влиянию, чем греческого.

Рис. 12

Изобразительное искусство египтян и ассирийцев не пошло далее отработки условных форм выражения. Искусство персов, хоть и обнаруживало некоторое стремление к естественности, тоже не могло освободиться от свойственного ему схематизма.

Напротив, хронологическое обозрение памятников греческого искусства представляет нам вполне согласное с общим ходом греческой культуры постепенное развитие этого древнейшего способа выражать мысли с помощью образов, совершенствуя их до уровня высших художественных идеалов.

Такое отношение греческого искусства к действительности необходимо иметь в виду и при изучении изображаемых им предметов, в том числе одежды. Ни древние произведения греческого искусства, по стилю близкие к египетским и ассирийским, ни более поздние не передают действительности.

В первых она изображена примитивно, в последних — слишком ярко. Первые ее искажают, последние идеализируют. Истинное, реальное воспроизведение действительности следует искать в произведениях, связывающих эти две крайние грани греческого искусства.

Изваяния и сосудная живопись все-таки несут на себе отпечаток того или другого направления, а потому также представляют предметы не такими, какими они действительно были и использовались в обиходе, а более изящными. При этом не надо упускать из виду и той тесной связи между искусством и жизнью, которая существовала в Греции преимущественно в эпоху ее процветания.

Рис. 13.

С одной стороны, по мере развития искусства все бытовые отношения облагораживались привнесением в них художественного элемента, с другой — выставленные публично изваяния развивали эстетическое чувство народа, а образованной его части служили и образцами изящной манеры носить одежду, располагать ее складки и т. п.

Из сравнения представленной на памятниках искусства одежды с описаниями у Гомера можно сделать вывод, что костюм малоазиатских греков времен Гомера был не хуже, чем костюм европейских.

Сравнивая изображения одежды, мы находим, что в целом греческий костюм оставался почти неизменным до самого падения Греции, трансформируясь только в отдельных элементах, в покрое, отделке и украшениях, которые становились изящнее по мере развития в народе художественного чувства.

Сходство описанного Гомером костюма с позднейшим ионийским (аттическим) дает основания предполагать, что последний был в употреблении у эолийских и ахейских племен Пелопоннеса задолго до появления дорийцев.

Неизвестно, был ли он заимствован этими племенами из Малой Азии. Можно лишь утверждать, что в эту раннюю пору своего развития они также испытывали на себе восточное влияние наравне с другими племенами.

Поселение дорийцев в Пелопоннесе дало другое направление развитию ахейской культуры. Дорийская простота и суровость нравов не сочетались с изнеженностью ионийцев и их склонностью к восточной роскоши.

Борьба этих двух противоположностей имела определяющее влияние на развитие греческой одежды вообще и ионической в особенности. Суровый образ жизни дорийцев, особенно спартанцев, строго следовавших законам Ликурга, повлиял и на ионийцев (преимущественно на афинян) в том отношении, что они постепенно отошли от восточной изнеженности и заменили свою прежнюю одежду более простой.

Но благодаря своей подвижной, впечатлительной и художественной натуре они и из простой одежды с течением времени сумели сделать нечто большее, чем предмет обихода.

Рис. 14.