Находясь в Калхате, повествует Ибн Баттута, он ел там такую вкусную рыбу, какой прежде ему вкушать не доводилась, ни в одной другой стране мира. Подавали ее к столу с рисом. Завозили его из Индии. Оттуда же поступали и многие другие продукты. Ели оманцы исключительно руками, и торговцы, и шейхи, и простой люд.

Население Калхата, отмечает Ибн Баттута, составляли в основном торговцы. Язык жителей города, хотя и являлись они арабами, назвать чистым арабским можно было едва ли. Чувствовалось влияние персов. Каждое предложение, что интересно, рассказывает он, калхатцы «превращали в вопрос», добавляя в конце слово «ля» («нет»). Говорили, к примеру: «Вы ели сегодня, нет?»; «Вы ходили на рынок, нет?»; «Вы делали то-то и то-то, нет?». Большинство горожан и жителей сел в окрестностях Калхата, делает интересное замечание путешественник, являлись хариджитами (самая ранняя в исламе религиозно-политическая группировка, образовавшаяся в ходе борьбы за власть в Халифате между ‘Али и Му’авиййей). Однако открыто следовать их догмату не могли, поскольку находились под властью короля Ормуза, Султана Кутб ад-Дина, суннита.

Упомянул Ибн Баттута и о располагавшейся в окрестностях Калхата живописной деревушке Тайба, «с журчащими ручьми и цветущими садами». Оттуда, сообщает он, в Калхат поставляли фрукты, а на Ормуз – плоды «растения эль-муррувари». Смысл этого, укрепившегося за ними персидского названия, – «драгоценные», что говорит о том, настолько нравились они персам.

После Калхата, как следует из заметок Ибн Баттуты, он в течение семи дней добирался до Низвы, города, что во Внутреннем Омане, лежащего у подножья гор и окруженного фруктовыми садами и рощами финиковых пальм. В Низве, пишет он, которую арабы Омана именуют порой Назвой, – богатые рынки и красивые мечети, величественные и тщательно прибранные. Люди, проживающие там, – отважные и смелые; племена – воинственные, и потому, то и дело, схлестываются друг с другом. Арабы тамошние принадлежат к секте ибадитов. Когда имам их произносит в мечети хутбу (проповедь), то молится в ней только за «праведных» халифов Абу Бакра и ‘Умара, и ни словом не упоминает двух других – ‘Усмана и ‘Али (в пятницу, к сведению читателя, хутба предшествует молитве, а в другие дни – следует за ней). Если же в проповеди и ссылается на те или иные поступки или слова халифа ‘Али, то имени его не произносит, а называет Человеком. Говорит, к примеру: «Человек сказал то-то и то-то».

Женщины-оманки, жены и наложницы в гаремах, рассказывает Ибн Баттута, – «большие интриганки». Мужчины к проявлению женщинами ревности по отношению к ним абсолютно безразличны, и к интригам, что они плетут в гаремах, относятся спокойно.

Есть в Омане, пишет Ибн Баттута, и другие именитые города, помимо названных им, о которых он много слышал во время его путешествия по этой стране, а именно: Изки, Сухар (Сохар) и Эль-Курйат, Кальба и Хор Факкан (в наши дни два последних из них принадлежат ОАЭ).

Правителя земель ‘Умана (Омана), значительная часть которых, по словам Ибн Баттуты, «зависила в то время от Ормуза», он характеризует, как человека разумного. Сообщает, что происходил владыка Омана, имам Абу Мухаммад ибн Набхан, из колена племени ал-‘азд ибн ал-гаус. Слыл властелином справедливым и отзывчивым. Ежедневно усаживался у входных ворот во двор своего дома для встреч с населением, горожанами и бедуинами. Внимательно выслушивал их жалобы и просьбы, и, если мог, то непременно помогал им. Никому не запрещалось являться на эти встречи, ни арабам-оманцам, ни чужеземцам. И потому о том, что происходило во владениях его, узнавал он быстро. Не было у него, сказывает путешественник, ни управляющего двором, ни камергера. Но вот писарь и визирь, люди знающие и образованные, имелись. Гостей он принимал и чествовал в соответствии с традициями и обычаями предков. Угощал, как должно владыке, и одаривал щедро – «в соответствии со статусом гостя»[6].

Династия Набхани, о которой мы еще обстоятельно информируем читателя в этой книге, правила Оманом 460 лет (с 1164 по 1624 гг.).

‘Абд ар-Рашид Ибн Салих ибн Нури ал-Бакуви, знаменитый арабский географ второй половины XIV – начала XV, родившийся, к слову в Баку, писал в своем увлекательном сочинении, «Книге о “памятниках” и чудесах царя могучего», что Оман, раскинувшийся на морском побережье, восточнее Йемена, почитался у народов Аравии землей мореходов и торговцев. Ходили они оттуда за товарами и в страну ал-Хинд (Индия), и на Сарандиб (Цейлон), и к народам моря ал-Кулзум (Красное море), и в земли зинджей (Африка). Из Суфалы (город на юге Мозамбика), одного из центров троговли зинджей, везли золото и рабов, а из страны Хабаш – бивни слонов, которые называли «белой костью»; «черной костью» именовали африканских рабов.

Особо славился Оман, отмечает ал-Бакуви, отзывчивостью и гостеприимством его жителей. Потому-то Пророк Мухаммад и наставлял первых своих последователей, подвергавшихся жестоким гонениям со стороны язычников, чтобы те из них, кому трудно будет добыть средства к жизни, шли в Оман[7].

О вездесущих торговцах и талантливых мореходах из Омана, «владельцах судов из ‘аздов», упоминал в своих путевых заметках и итальянский путешественник Пьетро делла Валле (1586–1652). Из Маската, понравившегося ему своими рынками и фортами, он планировал попасть в Йемен, чтобы воочию познакомиться, как говорил, с великим письменным и архитектурным наследием химйаритов. Следует, думается, сказать и о том, что бывал он и в землях других ушедших в легенды крупных мегаполисов Древнего мира, тесно общавшихся с землями Омана, – в Вавилоне, Ниневии и Уре. Собрал там и вывез на родину богатую коллекцию клинописных табличек, с текстами об их торговых сношениях с Маганом, как именовали Оман жители тех мест.

Яркие и интересные заметки об Омане вообще и Маскате в частности оставили англичане. Так, Джон Фрайер (ок. 1650–1733), путешественник и писатель, посещавший Маскат в марте 1676 г., был впечатлен красивыми многоэтажными домами этого города. В Маскате, по его словам, проживали многочисленные коммуны торговцев. Самыми деятельными из них, «главенствовавшими на местном рынке», выступали крепко спаянные торговые сообщества арабов, евреев и индусов-банйанов [8].

Известно, что после изучения медицины в Кембриджском университете Джон Фрайер отправился в Индию, где состоял на службе в Ост-Индской компании, занимал должность врача-хирурга. С торговыми экспедициями компании побывал в землях Персии и Прибрежной Аравии.

Капитан Эдвард Сэй, судно которого потерпело крушение у острова Масира (вторая половина XVII века), долго прожил с оманцами. Много путешествовал по стране. И ни разу при этом, как вспоминал впоследствии, не был ограблен. Познакомился с обычаями и традициями, жизнью и бытом населения Омана, кочевников и горожан. Его перу принадлежат интересные зарисовки о дозорно-сторожевых башнях и крепостях Омана, замках и фортах, рынках и судостроительных верфях. Дерево для сооружения судов (доу, бугал и самбук), рассказывает он, завозили в Оман из Индии. Для мачт, киля и обшивки использовали малабарский тик, а вот шпангоуты изготавливали из местной акации. Корпус пропитывали акульим жиром[9].