Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гнусавый с интересом смотрел на фотографии моих школьных друзей, и сказал:
– У тебя есть так много!
Я не стала рассказывать ему о своих трудностях в заведении друзей, было приятно чувствовать гордость. Мы помолчали.
Всё это время молодой блондин вёл себя незаметно и почти не вмешивался в наши разговоры, только лишь как зритель.
Моя смелось после танца на сцене ещё не закончилась и обстановка была благоприятная, чтобы рассказать про вечернее платье в моём рюкзаке.
Глаза Гнусавого снова заблестели, и он сказал, что хотел бы увидеть меня в этом платье. Что-то такое в этот момент произошло. Неожиданно мне в голову пришла идея, от которой захватывало дух. Я выдержала паузу, и сказала, что если они выключат свет, то я переоденусь.
Гнусавый выключил. В темноте, в напряжённом, волнующем молчании, под тихую музыку я сняла кофточку и джинсы. Почувствовала приятную прохладу на обнажённом теле, по которому растеклись волны волнения переходящие в волнующее возбуждение. Я не спеша одела платье. Оно мягко заскользило по моей фигуре, охватывая её формы и лаская плавные изгибы.
С моего разрешения включили свет. Похоже я преобразилась, зрители сидели удивленные и восхищённые, я почувствовала очень отчётливо в этот момент, что нахожусь наедине в интимной обстановке с двумя МУЖЧИНАМИ. И ещё я почувствовала, что такое быть ЖЕЛАННОЙ, не просто привлекательной, а быть ЖЕЛАННОЙ ЖЕНЩИНОЙ.
Наверное, дело было не только в моей внешности, спустя пятнадцать лет до сих пор не могу уловить эту игру искусности и естественности, фантазии и того, что просто есть. «Неземная красота» соизволила проявиться через мою внешность. Тонкие бретели открывали изящные ключицы и плечи, нежную кожу, которая ещё и светилась в этом освещении.
От этой обнажённости засветилось моё лицо вместе с пышными золотисто рыжими волосами в причёске каре. Я сама засмотрелась на себя в зеркальную стену. Зеркала были до самого потолка, как раз перед моим лицом.
– Что ты делаешь? – спросил Гнусавый.
– Любуюсь, – ответила я, честно и не стесняясь.
– Я тоже,– сказал Гнусавый, не сводя с меня глаз.
Нам стало как-то тесно в кабинке. А тем временем ночь перебралась за половину, а посетители так и не появились. Но я так была увлечена общением, что даже не поинтересовалась почему?
Мне захотелось гулять, Гнусавому тоже, он спокойно собрался, мы покинули кабинку и отправились гулять в прохладу поздней ночи или раннего утра . Молодой блондин с нами.
Было уже три или четыре часа, а на улице темно и тихо, что для части Донецка близкой к центру очень не обычно. Вначале мы шли вдоль дороги. Изредка мимо нас проезжали машины. А мы все трое шли молча. Мне было очень хорошо от этого. Возникло ощущение единения. Незнакомые мужчины превратились в «своих», которые понимали меня без слов. А такой знакомый Донецк, такая исхоженная вдоль и поперёк улица, стали казаться совершенно неизвестными, возникшими из другой реальности, зыбкими и неведомыми. Казалось, что мы трое сейчас растворимся в чём-то большом и прекрасном.
Но этого не произошло. Кто-то из нас предложил свернуть во дворы. В ночном городском дворике из пятиэтажек тоже было хорошо. Ещё тише. Правда уже начинало светать, было слегка влажно, сине-серый цвет пасмурного утра окутывала бледная молочная дымка. Мы сели на лавочку и опять молчали. В этом молчании мне показалось самым естественным забраться на колени к Гнусавому.
Было очень уютно и вместе с тем через моё тело струилось что-то необыкновенно прекрасное, приятное и спокойное. Гнусавый гладил одним, потом двумя, потом тремя пальцами моё плечо, которое как губка впитывало это прикосновение и передавало его всему телу. Он говорил со спокойным удовольствием, какая у меня бархатная кожа. Трудно сказать, сколько это продолжалось, но эти мгновения закончились. Всё стало более обычным, не совсем конечно, послевкусье оставалось.
И тут Гнусавый разнылся, что ему нужно к стоматологу, что он очень любит сладкое, и у него от этого портятся зубы, и что у него ещё есть работа.
А у меня была пора экзаменов в медуниверситете, хотя не нужно было идти утром на занятия, но к экзаменам я обычно интенсивно готовилась.
Гнусавый сказал, что мы ещё увидимся. Ни он, ни я не уточняли когда, где и как. Не обменившись даже телефонами, мы разошлись по своим жизням.
Но мы встретились с Гнусавым и довольно скоро. Возле моего общежития было заведение, которое называлось Кукольным театром. Кроме театра, там была ещё ночная дискотека, а перед зданием была симпатичная и удобная площадка окружённая лавочками. Музыку, которую крутили на дискотеке, было слышно на улице. Вот там я его и встретила поздним вечером, возвращаясь к себе в общежитие. Он сидел на лавочке с тем же блондином.
– Меня ждёшь, – сказала я.
Он улыбнулся, потом рассказал, что подрабатывает диджеем в Кукольном театре. Мы разговаривали мало, а блондин вообще молчал. Я предложила Гнусавому потанцевать. Песня была подходящая красивая проникновенная. Он с лёгкостью согласился. Танцевали мы очень просто. Обнялись и покачивались под музыку и так несколько песен подряд. Как мало нужно для счастья оказывается.
Но у меня был экзамен на следующий день, Гнусавый тоже был занят, мы быстро разошлась в тот день.
Экзамен, который я сдавала на следующий день, был трудным. Сдача прошла успешно, но мне нужно было расслабиться с кем-то близким. Я пригласила в гости сестру. Мы болтали, пили пиво, я рассказала ей про Гнусавого. А когда мы проходили возле Кукольного театра, мы его встретили на лавочке, на этот раз без блондина.
Сестра Гнусавому понравилась. Мне это было приятно, вызывало чувство гордости. Он вежливо с ней общался, разговорился, рассказывал про Лондон.
Но в её присутствии не получалось такого интимного общения как до этого. Я начала нервничать, и, в конце концов, отправила сестру ночью одну на маршрутке в её общежитие, она училась в другом университете. Я ещё тогда почувствовала, что поступила не очень хорошо, и что она обиделась. Но я так хотела остаться с ним наедине!
Гнусавому тоже