Сергей раскатисто засмеялся.

– А на меня стена дувала рухнула от взрывной волны, – поддержал байки у костра прапорщик. – Присыпало очень хорошо, очнулся – ничего не слышу. Врачи запретили пить водку. Три месяца терпел, а тут, когда понемножку начал пытаться кирять, борьбу за трезвость начали. Гады ваши политработники! Вот уж, действительно, пришла беда – отворяй ворота.

Голубев грустно вздохнул, а Грошикова финальная часть рассказа прапорщика развеселила, и он вновь залился раскатистым смехом.

– Эх, замполит, ты с Колобком плохо знаком. Комсомолец батальона дважды контужен – вот у него вместо мозгов одно сплошное мозговое месиво! – подытожил Сергей.

Как же не знаком. Еще как знаком! На третий вечер прибытия в полк и на второй день всеобщего батальонного загула дверь комнаты в общаге, где устроился Никифор, настежь распахнулась от сильного пинка – загулом праздновали возвращение из рейда. На пороге стояли, обнявшись двое: Грошиков и Колобков – оба в драных тельняшках и армейских трусах, и каждый держал в руках по стакану и по бутылке водки. Ветераны включили свет, врубили музыку на всю катушку, и тотчас начались дикие пляски аборигенов. Ух! Ах!! Ох!!! Затем они схватили трофейные сабли, и начался танец с саблями. Пофехтовали некоторое время, а затем давай рубить металлические дужки коек. Бам! Бам!! Бам!!! Когда умаялись, рухнули без чувств на постели, уснули и захрапели, подражая паровозам. Мои глаза стали квадратными, потом гигантски круглыми, и нормальную форму приняли не скоро. Я обалдел от этого «представления»…

* * *

– Ладно, давайте играть, – сказал я. – Но я предпочитаю покер.

Поиграть не удалось. Тут к нашему укрытию подбежал солдат с радиостанцией:

– Товарищ старший лейтенант, вас командир роты…

– Второй слушает!

– Внизу родник, можешь сходить за водой. Организуй прикрытие.

– Понял. Выдвигаюсь.

– Ник, за водой пойдем? Голубев останется сверху, прикрывать, а мы водички попьем, – предложил Грошиков. – Прогуляемся…

– Хорошо! А потом от родника я вернусь к себе на позицию…

Три бойца собрали фляжки, и мы начали спуск. Серега отправил пулеметчика на пригорок у входа в распадок, а мы спустились к роднику.

Солдаты наполняли фляжки и по очереди умывались. Мы тоже умылись. Серега, глупо и нагло улыбаясь, вдруг заявил:

– Не люблю замполитов! Хочешь – сейчас тебя грохну? Из автомата…

Я понял, что это его очередная идиотская шутка, своеобразная проверка, и решил поддержать игру.

– Стреляй, псих, – сказал я как можно равнодушней. Серега отсоединил магазин и направил на меня автомат.

– Испытание замполита на пуленепробиваемость!

Мне стало неприятно и как-то не по себе.

– Хватит глупостей, придурок!

Но Грошиков, ухмыляясь, снял предохранитель и нажал на спусковой крючок. Раздался выстрел. Серега изменился в лице: в одно мгновение сначала посерел, потом побелел, как лист бумаги, и пот заструился по щекам. Руки у него задрожали, автомат упал в ручей.

– Я ж-ж жив? – слова давались мне с большим трудом.

– Ник! Прости болвана, идиота! я не понял, как это получилось!! патрон оказался в патроннике!!! О! Я – дебил! – И он врезал себе по лбу кулаком-кувалдой. – А почему ты жужжишь?

– Да как говорится, сама б-б… и шутки б-б… ские. Спасибо, что не попал.

– Тебе повезло, что я взял выше плеча! Ну я дурак, ну дурак. – Он продолжал находиться в глубоком шоке, как и я.

– Видел идиотов, но ты самый крупный идиот!

– Как я не попал?! Как же я не попал? Боже! О!

– Переживаешь и жалеешь, что промазал? – спросил я, мои руки и ноги при этом подергивались мелкой дрожью, сердце стучало, как молот, но вида не подавал, что страшно.

Притихшие бойцы ошалело смотрели на нас, было тихо, словно на кладбище, лишь под ногами журчал ручей. Пауза затянулась.

– Ротный на связи, – вымолвил солдат с радиостанцией и протянул наушник Грошикову. – Вас требует…

Дрожащими пальцами Сергей взял наушник, ответил в ларингофон:

– Второй на связи! Выслушав ротного, сказал:

– У нас полный порядок, поднимаемся! И уже мне пояснил:

– Поднимаемся через КП роты.

Нагруженные флягами, солдаты медленно брели вверх по склону.

– Никифор, прости меня, засранца! Я хотел пошутить, глупо получилось… Серега обнял меня за плечи и сжал руку. – По возвращении с меня накрытый стол.

– Да пошел ты, дурак! Отвали! К черту!

– Как будто тебя каждый день расстреливают! Это же событие! Ну, все забыли! Хорошо?

Настроения не было никакого. Побрели наверх. Ротный стоял возле укрытия из камней, и злобно смотрел на нас. Руки в карманах, ногой притопывает.

– Что это было?

– Я нечаянно замполита чуть не убил. Патрон в патроннике случайно оказался. Глупо вышло…

– Все мозги через дырку в башке вытекли? Или чуть-чуть осталось?

– Я хотел пошутить… глупо получилось…

– Вижу, что не умно, на редкость не умно… В полку между рейдами все караулы будут твои. Чтоб дурь не кипела.

– Понял. Товарищ капитан, разрешите идти к себе на высоту?

– Давай, давай, и быстрее, товарищ старший лейтенант, а то не ровен час в меня пальнешь, – насмешливо, и все так же недобро произнес Кавун. Громила Грошиков побрел на позицию, тяжело загребая ногами песок, с видом побитого пса.

Теперь ротный взглянул мне в глаза и вздохнул:

– С кем я воюю! Эх, вы, офицеры! Круглые идиоты! Зеленые мальчишки! Пойдем чай пить. Вояка… Как самочувствие?

– Да ничего, терпимо, могло ведь быть и хуже.

– Могло… Списали бы труп на снайпера. Вот так. Рассказывай, как все было?

– Ай, чего говорить. Нелепость и глупая шутка. Идиотизм какой-то! Первый рейд – и мог погибнуть от пули своего же ненормального офицера.

– Кстати, чтоб ты знал – убивают, как правило, в основном новичков в первые месяцы, и заменщиков, а также перед отпуском и после отпуска. Необходимой концентрации нет. Расслаблены или неопытны. Ну, вот мы с тобой в равном положении: и ты, и я в периоде повышенной убиваемости. Да только я об этой войне все знаю: когда надо пригнуться, когда упасть, где упасть, куда наступить, и мне всего месяц-другой остался! А тебе еще… Кто знает, что тебе предстоит? Эх, послужишь с мое – все испытаешь.

– Ваня, а что у тебя было самым жутким на войне?

– Самое жуткое?.. Я тогда был ротным в третьем батальоне, стоял на дороге к Джелалабаду. В зону нашей ответственности в район Асадабада ввели спецназ – свежие, только из Союза. Удали, самодовольства, самоуверенности много, а мозгов и опыта мало. Однажды они полезли в одно из ущелий, а поверху пустили лишь взвод. Это прикрытие зажали, перебили за полчаса, а затем взялись за передовую роту. Такое там началось – мясорубка!