Инспектор бросил взгляд на покрытое простыней тело, лежавшее на полу. Труп под белой материей выглядел несколько театрально, можно даже сказать карикатурно, хотя у непрофессионала от одного его вида могло перехватить дыхание. Мгновенно оценив обстановку, Ламберт нагнулся и приподнял край простыни.

— Думаю, я должен вас предупредить…

В голосе фотографа, обыкновенно неприкрыто циничном, прозвучала неожиданная тревожная нотка, выдавшая его волнение. Ламберт тут же остановился, вскинул голову, чтобы посмотреть на увальня-фотографа, и, хотя полицейский не произнес ни слова в ответ, на его лице мелькнуло вопросительное выражение. Когда же Ламберт вновь повернулся к телу, в его действиях была заметна некоторая настороженность.

Испуганное восклицание, неожиданно вырвавшееся у Беверли Уортон, добавило напряженности в тягостную атмосферу, установившуюся в комнате. Никто не мог отвести взгляда от несчастной девушки, и те, кто оказался здесь раньше следователей, вновь испытали чувство глубокого ужаса.

— Жуть какая! — Даже Ламберт, который был старой полицейской ищейкой и повидал на своем веку всякое — и головы, разнесенные на куски выстрелом из охотничьего ружья, и молодых женщин с лицами, рассеченными от уха до подбородка, и людей, заживо сваренных в кипящем масле, — даже он при виде этого тела не смог сдержать невольного восклицания. На некоторое время он словно одеревенел, созерцая ужасную картину, открывшуюся его взору.

В таком состоянии инспектор оставался несколько минут, размышляя, что именно неизвестный убийца мог проделать со своей жертвой, молодой и при жизни, видимо, привлекательной девушкой. Даже когда он вновь обрел дар речи, голос его срывался.

— Имя? — Словно завороженный, Ламберт никак не мог оторвать взгляд от тела. Его вопрос, казалось, был обращен к каждому, кто находился в комнате.

Констебль в форме суетливо задвигался, будто очнувшись внезапно от глубокого сна. Он поискал глазами записную книжку, убедился, что та на месте, заглянул в нее, ответил:

— Миллисент Суит. Двадцать три года. Работает в больнице.

— Кто обнаружил тело?

— Некая мисс Сьюзан Уортин, подруга покойной.

Ламберт, должно быть, не расслышал, поскольку никак не отреагировал на слова констебля. Испуганный этим, полицейский поспешил выложить всю собранную информацию:

— Ей позвонил профессор Тернер, их начальник. Покойная ушла с работы до конца рабочего дня пятого числа; она жаловалась на грипп. Больше от нее не поступало известий, а когда он позвонил, никто не ответил. Забеспокоившись, он связался со Сьюзан, которая также сидела дома с гриппом.

Ламберт и на этот раз не произнес ни слова. Толстяк продолжал щелкать фотокамерой, вспышки следовали одна за другой. Как и положено в таких случаях, фотограф снимал тело с разных точек — именно оно продолжало оставаться центром происходящего. Уортин закончила изучать бумаги на столе и, осторожно раздвинув портьеры, принялась осматривать окно. Подоконник покрывал слой мусора и отслоившейся от рам и осыпавшейся краски.

Хохотнув, Каупер произнес:

— Теперь вы видите, что не понравилось доктору, — и снова издал смешок.

— Где она сейчас? — Это были первые слова Ламберта после того, как он увидел обезображенное тело девушки. Речь, разумеется, шла не о несчастной Миллисент Суит, а о ее подруге.

— Ее отвезли в участок. Мы решили, что ей незачем здесь оставаться. Она кричала и плакала.

По-деловому короткий кивок инспектора был первым знаком одобрения действий полицейских. Этот кивок придал констеблю уверенности, и тот продолжил доклад:

— Она обошла дом сзади, когда никто не ответил на звонок в дверь. Поглядела в окно и увидела голову. Ей почти сразу стало дурно.

Тишину, вновь установившуюся в комнате, нарушил очередной смешок Каупера.

— Кто проживает наверху?

Констебль опять бросил нервный взгляд в записную книжку и затем ответил:

— Мелвин Пик, студент-медик.

Ламберт двинулся к выходу из комнаты. Разглядывая деревянную дверь, он поинтересовался:

— Его уже допросили?

— Его нет дома.

Ламберт продолжал внимательно изучать дверь, видимо на предмет возможного взлома. Для этого были основания: дверная коробка недавно была расколота, обнажившаяся древесина заметно отличалась по цвету от грязной окрашенной поверхности — похоже, что кто-то не слишком умело поработал здесь ломом. С самой двери свисала цепочка, на конце которой болтался отломанный кусочек дерева.

— Ваша работа?

Вопрос Ламберта не предполагал никакого осуждения, но констебль все равно кивнул с виноватым видом.

Уортон тем временем закончила просматривать бумаги.

— Научные записи. Ничего личного.

— Что с окнами?

— Не открывались годами и так же долго не мылись. Ничто не говорит о том, что их пытались открыть.

Толстяк наконец закончил фотографировать. Он опустился на потертый ковер, открыл металлический кофр и принялся укладывать в него камеру и прочее оборудование. Осторожно разместив все по отсекам и щелкнув замками, он поднялся с колен и коротко бросил:

— Ну, я пошел.

Никто не обратил на него внимания, лишь Каупер, повернув голову в его сторону, произнес:

— Ну и славно. Спасибо, что заглянули, — и, по своему обыкновению, засмеялся.

Ламберт вернулся к телу и присел на корточки напротив него. Запах был именно такой, какого инспектор и ожидал, — тот, что бывает в подобных случаях.

На девушке был махровый халат, под ним хлопчатобумажная ночная сорочка. Сейчас халат был распахнут, сорочка слегка задрана, не выше колен. Лицо несчастной, точнее то, что от него осталось, было обращено к потолку. С максимальной осторожностью Ламберт потянулся к телу и коснулся шеи девушки. Почти сразу он отдернул руку, почувствовав — хотя и не показав этого — острый приступ тошноты. Каупер, заметив замешательство инспектора, пояснил:

— Доктор полагает, что, возможно, не обошлось без кислоты. Он говорит, вряд ли это огонь.

Выпрямившись, шумно выдохнув и вытерев пальцы носовым платком, Ламберт заметил:

— Следов огня или кислоты на теле нигде нет, как и на одежде. — Выдержав паузу, инспектор спросил: — И какой врач высказал такое мнение?

— Доктор Каплан.

Услышав ответ Каупера, Ламберт на мгновение прикрыл глаза, вздохнул, и на его лице впервые за это утро появилась улыбка, правда не слишком веселая. Уортон отреагировала точно так же: по-видимому, и ее это сообщение не очень обрадовало.

— Он был пьян?

Каупер расхохотался, прежде чем до него дошло, что в вопросе Ламберта не было и доли шутки.

— Да нет, — поспешил ответить он.